Александр Исаевич Воинов - Отважные

душе считал, что отец говорит глупости. Почему вдруг он может остаться один? Все соседи говорят, что у него молодые родители. Да и в магазине однажды старый продавец сказал матери: «Нехорошо — себе ветчину покупаете, а младшему братишке конфет купить не хотите». Мать улыбнулась, зарделась, встряхнула светлыми волосами и купила Коле плитку шоколада. «Получай, братик», — сказала она весело. А Коля повернулся к продавцу и серьезно ответил: «А мама вовсе мне не сестра, а мама». Все засмеялись. «Ты зачем меня выдал?» — смеясь, сказала мать.

Возвращаясь вечером из школы, куда Коля ходил во вторую смену, он знал, что отец в это время ужинает. Отец любил подолгу сидеть за столом, положив на скатерть свои большие руки, и рассказывать матери о своих делах. А мать в это время или шила, или перемывала -посуду и слушала не перебивая. «Ну, что принес?» — обычно спрашивал отец, едва Коля переступал порог. Это означало — какие новые отметки появились в дневнике. И, если там встречалась тройка, отец мрачнел и начинал крутить свой ус, что выражало его глубокое недовольство. Коля начинал лепетать о том, что учительница Мария Павловна поставила ему отметку вовсе не за незнание, а потому, что у него в тетради была клякса…

«Береги мать, — сказал отец, когда, уже одетый в новую военную форму, в последний раз обнял и поцеловал его в щеку. — Береги ее. Ты ведь теперь один в доме мужчина».

Отец сказал это с улыбкой, но Коля видел, что в его глазах что-то дрогнуло. Мать долго целовала отца и что-то тихо говорила, а отец гладил ее по волосам своей большой ладонью.

«Так помни, — как-то очень серьезно сказал отец, — это трудно… Надо быть умной… держи себя в руках… — На пороге он обернулся: — Может быть, все-таки уедешь?..»

«Нет, нет, — быстро ответила мать, — я останусь…»

Тогда отец вернулся и опять попрощался с ней и с Колей. В его движениях было что-то такое порывистое, такое отчаянное, что Коля не выдержал и зарыдал.

Отца ждала машина. Она увезла его надолго…

Через неделю пришли немцы. И с тех пор началась новая, непривычная жизнь. Голубей приказали уничтожить. И, если бы Коля не подчинился, немцы расстреляли бы всех, кто живет в доме. Как разрывалось его сердце, когда голуби теплыми комочками падали на крыльцо! Полицай отрывал им головы.

Теперь мать стала еще строже, не разрешала ему выходить со двора, боялась, как бы с ним чего-нибудь не случилось…

В доме по соседству поселился немецкий офицер. Он ходил в сером мундире со множеством нашивок и в фуражке с черным блестящим козырьком. У офицера было крупное веселое лицо, и, одеваясь по утрам, он любил напевать песенки. Особенно странно было слушать, как он пел по-немецки «Катюшу».

Однажды офицер в расстегнутой рубашке, из-под которой была видна волосатая грудь, высунулся из окна, заметил Колю, который, сидя на заборе, старался снять с дерева мяукавшего рыжего котенка, и поманил сердитым движением руки:

— Юнге!.. Юнге!..^[2]

Коля испуганно спрыгнул, пошел было к крыльцу, но опомнился — нельзя ослушаться немецкого офицера — и робко подошел к окну. Офицер, прищурившись, посмотрел на него, добродушно покачал головой: «Не надо баловаться», а затем вдруг небрежно бросил ему большую плитку шоколада. Коля попробовал отказаться, но офицер нахмурился и захлопнул окно.

Коля опрометью бросился домой и с волнением стал ждать возвращения матери. Она пошла в городскую управу устраиваться на работу…

Коля посматривал на плитку, которая блестела на комоде серебряной бумажкой. Нет, не мог же он отказаться! И так офицер рассердился…

Ведь он, Коля, отвечает за семью, он должен быть осторожным и осмотрительным.

А потом случилось то, чего Коля никак не мог понять. Офицер стал часто приходить к ним. Он был веселый и всегда угощал Колю сладостями. Перед тем как офицер должен был прийти, мать говорила Коле, чтобы он сидел в комнате и никуда не уходил. Офицера звали Карл Вернер. Он умел немного говорить по-русски.

Его речь представляла собой причудливую смесь немецких и русских слов. Русские слова он коверкал на свой манер — вместо «работать» произносил «работен», цыпленка называл «курки».

Когда Вернер впервые пришел в их дом, неся под мышкой большой сверток с угощением, Коля с любопытством разглядывал его из-за спины матери, которая смущенно и приветливо приглашала гостя снять шинель и присаживаться к столу.

Вернер тщательно вытер ноги о мешок, --">