Анатолий Филиппович Полянский - Смертный приговор

повредит? — спросила сестра.

— Ей уже ничто не повредит, — ответил доктор глухо. — Идите, молодой человек. И будьте мужчиной!

— Так плохо, да? — спросил Янош сдавленно. — И ничего нельзя сделать?

— Нет. Нельзя, — отрывисто сказал врач и пошел прочь.

Все дальнейшее происходило как во сне и помнилось потом нечетко, расплывчато, сквозь кисею. Он стоял возле кровати, на которой лежала его Агнешка. Он смотрел на родное болезненно заострившееся лицо. Какой-то бред, наваждение. Стоит сбросить его, и Агнешка встанет, лукаво улыбнется и по обыкновению скажет: «Сокол мой прилетел...» Тугой ком стоял в горле. Мысль о том, что он видит Агнешку живой в последний раз, казалась противоестественной. Вот она была — молодая, красивая, нежная — любимая. И вдруг исчезнет?..

На минуту девушка пришла в себя. Дрогнули длинные слипшиеся ресницы. Проглянула в щелочки подернутая мутной пленкой синева.

— Ты? — шепнула. — Я знала. Знала, что придешь...

Янош с трудом разжал спекшиеся губы:

— Кохана моя! Люба единственная!

— Тебя долго не было. Ждала, ждала...

— Я больше не уеду. Я всегда буду с тобой. Мы будем хорошей парой...

Агнешка отозвалась:

— Не будем. Времени не осталось...

Потом, словно устала от борьбы с собой, смежила ресницы, конвульсивно вздрогнула. Руки завалились, голова — набок. Янош не сразу осознал, что это конец.

Он видел десятки смертей. Он сам стрелял и видел гибель сраженных его пулей людей. Но он стрелял во врага. Чьим врагом была эта девочка, едва начавшая жить?

Нестерпимо захотелось лечь рядом с Агнешкой и заснуть вместе навек. Прижаться к милому, столько раз целованному лицу и пойти вслед за ней... Куда?

«Какой гад погубил тебя, детка? Нет и не будет мне прощения, если негодяй не получит за тебя сполна. Он должен заплатить за твою жизнь своей. И я... Я клянусь!..»

Не в силах больше смотреть не бездыханную Агнешку, Янош отвернулся. За окном бушевал июнь. Краски южного летнего дня показались ему неправдоподобно яркими. Небо плавилось в солнечных лучах. Деревья — зеленое колышущееся море — уходили за сверкающий горизонт. В глазах потемнело. И не было в душе Яноша Чепраги ни единого просвета.

3

День тащился, как запряженная волами арба, медленно и тягуче. Казалось, ему не будет конца. По всем расчетам должен давно наступить вечер, а солнце словно позабыло, что пора уходить за горизонт.

Михаил Обут поглядывал на оранжевый диск с ненавистью, поджидая спасительную темноту, когда опасность быть узнанным, следовательно, схваченным, значительно уменьшится. Ведь по радио уже наверняка объявили приметы бежавшего из-под стражи преступника. Его мог задержать любой прохожий, не говоря о заполнивших улицы волонтерах. Разгуливают, гады, с автоматами через плечо, не дают никому прохода. Цепляют девчат, придираются к мужчинам, задавая один и тот же вопрос: «Ты почему такой здоровый, а не с нами?..»

В городе у Обута знакомых, которые согласились бы приютить опасного гостя, не было. Выбраться из Кишинева днем невозможно: на дорогах стоят волонтерские заставы, по окрестным селам бродят патрули. Уж они-то непременно задержат подозрительную личность, не имеющую к тому же документов.

Ничего другого не оставалось, как бродить по городу, выбирая наиболее тихие, безлюдные улочки. Единственным местом, где можно укрыться, был стоящий в Кишиневе десантный полк. Свои в помощи не откажут. Но идти туда днем не стоит. За военными в Кишиневе следят во все глаза, каждый шаг контролируют. Молдова, черт возьми, объявила их оккупантами и требует вывода войск. Появление на КПП десантников грязной, небритой личности в измызганном костюме не останется незамеченным. А как были отутюжены брюки, когда мама принесла их ему в тюрьму: не сидеть же сыну на скамье подсудимых в военной форме!

Стало наконец смеркаться, и Михаил вздохнул с облегчением. Теперь можно, не дергаясь, не оглядываясь поминутно, потихоньку двигаться в сторону полка. И тут он чуть не допустил ошибку. Остановив пожилую женщину, спросил, как пройти на улицу генерала Панфилова.

— Такой улицы у нас нет, — ответила женщина.

— Есть, я знаю. Там десантники стоят! — воскликнул Михаил и прикусил язык: упоминать о десантниках вряд ли стоило.

— Понятно, — усмехнулась женщина. — Вам, молодой человек, нужно попасть на улицу Василя Лупу. Отстали от жизни, Панфилов, герой войны, в Молдове теперь никому не нужен, а Лупу --">