Иван Григорьевич Братченко - Пулемётчики

ИВАН ГРИГОРЬЕВИЧ БРАТЧЕНКО - ПУЛЕМЕТЧИКИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

С ним я ходил в школу с первого по седьмой класс. Как-то Степан сказал мне, что с учебой придется расстаться — мама заболела. Получив свидетельство об окончании семилетки, Донец некоторое время работал в колхозе, потом — почтальоном. Я же тогда был селькором районной и областной газет, и Степан первым читал мои зарисовки, заметки, информации.

Вместе ушли на войну. Фашисты все приближались к нашей Кировоградчине, и мы, группа юношей из Головковки, отправились с отступающими частями на восток страны. Наш путь лежал через Александрию, Верхнеднепровск, Днепропетровск, через города и села Ворошиловградской области.

Обочинами разбитых дорог медленно двигались тракторы, повозки. По тем же обочинам люди гнали на восток колхозный скот. Стояла жарынь, скот — голодный, ненапоенный — так ревел, что спокойно нельзя было это слышать…

— Сколько бед сразу свалилось на нашу страну…— задумчиво сказал Степан, когда у переправы через Днепр нам довелось увидеть лишь малую толику большого горя. — А сколько его еще впереди? Ведь война только начинается!

На тринадцатый день добрались мы до Ворошиловграда, где нас, шестерых из Головковки, зачислили в полковую школу. Стали курсантами Степан Донец, Гавриил Шевченко, Иван Соколов, Николай Малий, Алексей Конотоп и автор этих строк. Служили в одной роте, еще крепче подружившись.

Занимались мы упорно — готовили себя к боям. Почти ежедневно командир учебной роты лейтенант Быковский объявлял перед строем благодарности за отличную стрельбу быстрому — и в движениях, и в делах, и в мыслях — Гавриилу Шевченко, неторопливому, задумчивому Степану Донцу — за безупречное знание ручного пулемета ДП (Дегтярев-пехотный) и умелое владение им. Прилежанием, хорошей учебой отличались также Иван Соколов и Николай Малий.

Но полный курс полковой школы нам пройти не удалось — занимались немногим более двух месяцев: фронт подходил все ближе к городу, гитлеровская авиация делала частые ночные налеты, и мы совершали стремительные броски на окраину города, где прятались в заранее подготовленных нами глубоких траншеях.

Ежедневно из нашего военного городка отправлялись на передовую маршевые роты. Собрались мы как-то по тревоге, и начальник школы сообщил: выезжаем на фронт. Состоялся митинг. Выступили Петр Демчук, Олег Соловьянчук, Владимир Мороз, мои друзья-односельчане: Степан Донец, Гавриил Шевченко. Они говорили о своей ненависти к врагу, о готовности хоть сейчас вступить с ним в бой…

Меня назначили комсоргом первой роты третьего батальона. В роте было 60 комсомольцев.

Шли станицами, полями Ростовской области. Марш длился целую неделю. Наше подразделение, влившееся в состав 23-й стрелковой бригады, погрузилось на станции Лог в вагоны — и вперед! Следовали через Москву, эшелон наш несколько часов стоял на станции Воробьевы горы, и вот многие из нас впервые — хоть на расстоянии, из вагонов — увидели столицу.

Из Москвы выехали рано утром. Направление — на север. В пути на эшелон несколько раз налетали фашисты. Мы, схватив винтовки, выскакивали по команде в глубокий снег и разбегались в разные стороны, подальше от состава.

Ехали мы в товарных вагонах, оборудованных двухъярусными нарами. Посредине каждого вагона стояла маленькая печка-«буржуйка». И все равно внутри была сильнейшая стужа. Чуть-чуть согревалось только у печки.

Но возле нее больше семи-восьми человек не размещались, а в вагоне — целый взвод: шестьдесят человек! Терпимо было и на верхних нарах. Больше и всего доставалось тем, кому выпадало спать на полу — пол, нижние части стен вагона были в изморози, и у и спавшего там шинель просто примерзала к доскам.

Однажды во время налета вражеской авиации, все повыскакивали наружу и побежали в лес, находящийся метрах в тридцати от железной дороги. Уже в лесу я заметил, что Степан был без шинели, в одной гимнастерке и это в трескучие морозы, которые в тот декабрь сорок первого года всем бойцам на всю жизнь остались в памяти!

— Да примерзла шинель к полу, — горестно проявил мой друг. — Еле вылез из нее! Так, чего доброго, когда-нибудь брюки примерзнут, и придется бежать в одних кальсонах…

Мы поставили свое личное оружие у ствола толстой сосны, а сами