Евгений Захарович Воробьев - По Старой Смоленской дороге

вот они-то и дают осечки, лучше их отсортировать.

Евстигнеев долго возился со своими слоновьими валенками и ворчал. Он поглядел на новенького и вспомнил, как поругивали автоматы в начале войны. Дескать, и огонь из автоматов шальной, неприцельный, шуму много, а толку — чуть; этими автоматами, дескать, только наводить панику на отпетых трусов.

— А почему хаяли автоматы? — Евстигнеев очень строго уставился на новенького, тот растерянно заморгал. — Потому только, что своих автоматов не смастерили. Вот сколько раз тебе, паренек, пришлось бы перезарядить винтовку, пока я расстреляю диск до пуговицы? — Евстигнеев и рта не дал новенькому раскрыть. — Двенадцать раз пришлось бы тебе хлопотать с обоймой. Зачем же хаять такое горячее оружие?

Привалов не принимал участия в неторопкой, тихой беседе, которую вели сидящие возле печки.

Кто-то решил перед разведкой обменяться кисетами — на дружбу.

Слышались обрывки разговора:

— …непогода — лучшая погода. Самое вёдро для нашего брата…

— …и что еще жалко — не покатал Лешку на двухэтажном троллейбусе. А ведь обещал ему…

— …только бы немец сегодня не активничал…

— …мне из-за детишек помирать нельзя…

— …а мне нельзя помирать потому, что не завел еще детишек…

— …темнота, конечно, штука удобная. Но если свои ноги заблудятся…

— …а ноги всегда приведут человека туда, где он сложит свою голову, — это подал голос Джаманбаев. Его нетрудно узнать по акценту.

Привалов успел тем временем побриться. Он перехватил уважительный взгляд плечистого новичка и не без рисовки пояснил:

— Запомни, парень. В разведку ничего лишнего брать с собой не положено. Я и так четыре гранаты беру да запасной диск. Зачем еще свою щетину таскать?!

Круглоголовый широкогрудый парень торопливо кивнул и продолжал исподтишка поглядывать на старшего сержанта.

Он завидовал, завидовал его лихой самоуверенности. Как это старшему сержанту удалось выработать такое самообладание? Бесшабашная смелость охотника, удачливого охотника. Иначе не стал бы он так улыбаться, когда надписывал и заклеивал конверт, не мог бы так уверенно водить бритвой по щекам, не наигрывал бы так беззаботно на трофейной губной гармошке и не напевал:

Как за Камой за рекой

Я оставил свой покой:

Возле города Тагил

Я Марусю полюбил.

Песенку Привалов исполнил очень бойко, хотя для него она звучала не так весело. Не было у него своей Маруси, про которую он мог бы сказать, что она — рядом с ним в боях или во далеких во краях.

Это знали и почтальон, и соседи по ротной землянке, поэтому Привалова никогда не заставляли танцевать перед тем, как вручить письма. Впрочем, шутейный обычай был разведчиками окончательно забыт после случая с Анчутиным: заставили сплясать под письмо барыню, тот сплясал, а в письме сообщалось о гибели всей его семьи.

Привалов вздохнул, спрятал губную гармошку, а напоследок пришил к шинели пуговицу, держащую хлястик.

«А ведь мы шинели здесь оставляем, — подумал новенький. — Значит, старший сержант впрок заботится. Уверен, что шинель ему понадобится…»

Кто-то выразил удивление — до сих пор не появился помкомвзвода, а он должен доставить в землянку маскировочные халаты.

Чтобы скоротать тягучее время, Шульга, самый прилежный во взводе едок, по прозвищу Три Котелка, вздумал мериться силой. Посередке землянки был врыт столик, на нем стояла лампадка из снарядной гильзы. Табуретками служили ящики из-под снарядов. Три Котелка вызвал на дуэль круглоголового парня из пополнения.

Они сцепили руки, уперев локти в столик, — кто кого?

Новенький уверенно осилил Шульгу. И тут со своей лежанки молодцевато поднялся Привалов:

— Эх, Шульга! По три котелка каши уминаешь, а не в коня корм. Ну-ка, Иван, померяемся!

Новенький облокотился о стол и поднял руку с растопыренными пальцами; ладонь, подсвеченная с двух сторон — печкой и плошкой, — была розовой, как ладонь младенца.

Привалов сел напротив и уперся ногой в ящик:

— Ну и ручища у тебя! Как малая саперная лопата.

Вокруг торопливо и охотно засмеялись: Привалов слыл острословом.

Поначалу Шульге казалось, что Привалов берет верх. Рука новенького малость подалась, затем согнулась еще чуть-чуть.

Привалов тужился изо всех сил. Его симпатичное, свежевыбритое лицо побагровело; это было заметно, хотя Привалов и сидел спиной к --">