Василий Константинович Сабинин - Право на приказ

держать дистанцию, по-солдатски прикидывал, каково ему будет на новом месте службы в подчинении у идущей впереди женщины-капитана, о которой он совсем ничего не знал и с которой они явно не приглянулись друг другу с самой первой встречи.

«Баламутная она какая-то. Ничего понять нельзя. Зря баб командовать ставят. Лечить они могут, а для военного дела мужик намного лучше», — судил мысленно старшина с той мерой категоричности, на которую способны только молодые. Фомину было девятнадцать лет, и, хоть в таком возрасте биография вмещается в десяток строк, все равно есть что вспомнить. Три года войны к любой, самой куцей биографии добавят.

4

Летом и осенью сорок первого все мальчишки Артемовска, городка в Донбассе, в котором жил и учился Володька Фомин, горели желанием идти на фронт, но, видно, не до них было тем, кто ведал набором добровольцев. Многое перевернулось в представлениях, и многое все еще было необъяснимым, а особенно общее отступление наших войск. Из всех военных авторитетов у Володьки самым близким был старший брат — Николай, перед самой войной закончивший аэроклуб и поступивший в Краснодарское летное училище. Ему и написал Володька. В письме осторожно навел справки насчет общей стратегии и насчет ближайших планов Красной Армии, но ответа получить не успел.

Немец подошел к Артемовску. В городке, ставшем прифронтовым, объявили мобилизацию трудоспособного населения на рытье окопов и противотанковых рвов. В клубе шла запись в истребительный отряд, но там никого из мальчишек не взяли. «Возраст не подходит, — сказал политрук из мандатной тройки и на всех девятерых, что пришли записываться в отряд, черкнул в блокнотном листе направление на завод: — Там тоже дело есть».

На заводе определились в литейку, где пацаны с первого же дня начали формовать ручную гранату Мильса, известную еще по гражданской войне как «лимонка». Детонаторов под нее не было, но из положения вышли просто — в механическом цехе в отливках корпусов прорезали новую резьбу под капсюли стоящей на вооружении Ф-1.

Работу в литейке легкой не назовешь, спрос на гранаты был большой, и работали, совсем не считаясь со временем. Сначала ходили ночевать домой, а потом и на это уже не хватало сил, и несколько ребят приспособились спать в весовой шихтовки. Руки гудели от тяжелых опок, головы от угара, и казалось, что земля на формовочном плацу, блестящий порошок графита, васильковые языки пламени на заливке чугуна — все это само выдает гранаты, только надо за всем этим успеть, постараться и выдать их столько, чтоб остановить беду, пододвигающуюся к городку. В каждой опоке — десять «мильсов», норма — двадцать четыре опоки, делали по пятьдесят, и все равно этого оказывалось мало. Фронт подошел совсем-совсем близко. Литейку закрыли, и началась эвакуация.

Слово было странное, резало слух, но все оказалось совсем просто. В литейку пришли саперы и под не остывшие еще вагранки начали закладывать желтые, похожие на мыло бруски тола, а всем рабочим было приказано своим ходом уходить к Ворошиловграду с запасом продуктов на пять суток и сменой белья — за всем этим пришлось бежать домой, там успокоить, как получилось, мать, и когда возвратился на сборный пункт, то никого из своих не нашел, а мимо проходили молчаливые колонны беженцев, а может быть, таких же эвакуируемых, как и сам Володька. Он потолкался у моста, потом к нему подошел красноармейский патруль, проверил документы, и сержант, старший патруля, сказал, чтоб не вертелся у переправы, а шел. «Куда?» — спросил Фомин. «Туда», — махнул рукой сержант на восток, в ту сторону, куда от моста через Бахмутку расходились три дороги: на Лисичанск, Попасную и Дебальцево, все три были забиты машинами, повозками, людьми. Володька подумал, вспомнил насчет разговоров про Ворошиловград и пошел по средней дороге — через Попасную туда был самый короткий путь.

Знал бы тогда, куда приведет тот шлях, ни за что бы не пошел…

Это сейчас все просто. Идет впереди тебя капитан-женщина, ругается на своем, на русском, языке, а у тебя автомат, и, встреться кто-нибудь, ты совсем не беспомощен и постоять за себя сумеешь, и капитаншу эту взбалмошную постараешься защитить, потому как в первую очередь она командир и защищать ее ты по уставу обязан, и какая бы вредная и занудливая она ни была — она своя, и пользы от нее на войне куда побольше, чем от десятка таких старшин, как ты сам, потому что за войну она, --">