Николай Иванович Камбулов - Тринадцать осколков

знаю, ты уходить задумал.

— Мама…

— Не обманывай… Все уходят, и ты должен быть там.

Чувствую, как дрожат у матери руки. Мне не хочется ее огорчать. Она славная, хорошая, самая хорошая.

— Мама…

— Молчи, молчи!..

Где-то далеко в стороне рвутся бомбы. Может быть, это бомбят Ростов?

— Пойми, я же комсомолец, я не могу…

— Молчи, молчи… Молчи, сынок!

Мы идем спать. Я ложусь в передней. Но через час поднимаюсь, приоткрываю дверь спальни: мать лежит на кровати. Беру листок бумаги и торопливо пишу: «Не обижайся, родная. Ты самая лучшая…» Хочется написать много, но не нахожу слов.

Переступаю порог. Шаг, второй — и я на крыльце. Какая-то сила тянет к окну, еще разок взглянуть. Припадаю к холодному стеклу — и отталкиваюсь: мать смотрит на меня, прижавшись к окну. Губы у нее дрожат, по щекам текут слезы, она напутственно машет рукой: «Иди, иди… Не останавливайся, сынок…»

Прыгаю с крыльца. Формировочный пункт рядом.

Часовой стоит у ворот.

— Товарищ, мне бы в часть попасть…

— А ты кто? — Голос знакомый: это же Захар! С радостью отзываюсь:

— Захар, это я, Самбуров!

— Валяй отсюда, чего стоишь, здесь тебе не пункт скорой помощи. — Он освещает меня карманным фонариком. Не узнает, что ли?

— Слышишь, это я, Самбуров.

— Уходи, уходи, нечего тут стоять, — повторяет он.

— Товарищ Шапкин, вы с кем там разговариваете? — спрашивает кто-то издали.

— Да вот тут какой-то рвется в роту.

Слышатся шаги. Передо мной вырастает высокая фигура военного. Глухой щелчок — и пучок света выхватывает меня из темноты.

— Пойдемте, — приказывает командир.

Ведет мимо Шапкина. Захар смеется:

— Ну как, помучил я тебя?.. Злее будешь, Николай.

Входим в помещение. На полу, плотно прижавшись друг к другу, лежат бойцы. Многие в штатском. Из-за стола навстречу нам поднимается огромный красноармеец.

— Командир роты не приходил? — спрашивает его высокий, с большими красными звездами на рукавах. «Политрук» — определяю я.

— Был, товарищ Правдин, ушел в штаб, вроде как завтра отправляемся.

— Значит, на фронт желаешь? — спрашивает меня Правдин, потом поворачивается к бойцу: — Как, Кувалдин, возьмем? Паренек вроде нашенский.

— Хрупок больно, — окает красноармеец.

— Оружие знаешь? — продолжает политрук. — Из винтовки стрелял?

Он достает из сумки гранату.

— Разбери. Смелее, капсюля нет… Та-ак, — тянет политрук. — Правильно действуешь. — Он дает мне винтовку и просит назвать основные части. Когда я успешно выдерживаю экзамен, Правдин решает: — Хорошо. Утром получите обмундирование, винтовку.

Он встает, набрасывает на плечи шинель, закуривает.

— Война, братец ты мой, война… Весь народ встает под ружье, — произносит политрук и, погасив папиросу, скрывается за дверью.

Спрашиваю Кувалдина, твердо ли решил Правдин зачислить меня в роту. Может, он пошутил?

— Таким делом не шутят… Ложись вот и отдыхай, — советует Кувалдин и первым опускается на разостланный брезент. Через минуту он спрашивает: — Говоришь, в Ростове учился, в пединституте?.. Случаем, Сергеенко Аню не встречал там?

Отвечаю не сразу. В памяти ожил один воскресный день. Редкий лесок. Неожиданно полил дождь, словно на небе кто-то вдруг опрокинул огромную бочку с водой. Прижавшись к ветвистому дубу, мы стоим с Аней Сергеенко. Этого момента я давно ждал. «Знаешь что, — вдруг осмелел я. — Сейчас поцелую». Аня, прикрыв ладонью губы, засмеялась: «Опоздал». И погрозила пальцем: «Я другому отдана и буду век ему верна». — «Кто же он?» Она тряхнула кудрями: «Красноармеец молодой, статный и лихой». Мокрая, с большими лучистыми глазами, она отпрянула в сторону и убежала. Потом почти каждую ночь я видел ее во сне, стоящую под ветвями дуба. Неужели о ней спрашивает Кувалдин?

— Знал. Когда началась война, она оставила институт и поступила на курсы радистов.

— Ты спи, спи, — вдруг заторопил Кувалдин.

2

Идем шестой час без отдыха. Ноги и кисти рук отяжелели, словно к ним прицепили свинцовые гири. В горле жжет: возьми глоток воды — и она закипит во рту.

Впереди, метрах в двадцати, — командир и политрук роты. Сомов среднего роста, с выгнутыми ногами, с широкой спиной и короткой шеей, на которой посажена голова с плоским крепким затылком. Политрук очень высокий. Говорят, он попал к нам с Черноморского флота, где был --">