Николай Иванович Камбулов - Мужской разговор

словно маятник настенных часов.

Гудит и ноет все тело.

Топ-топ, топ-топ… «Присел бы он, что ли, — досадую я, — будто по голове ходит». Смыкаю ресницы и, словно наяву, вижу перед собой командира учебной роты. «Отлично получилось у вас, — говорит он. — С Буяновым вы, товарищ Грач, нигде не пропадете. Садитесь на машину — и в город!» Майор видится мне точно таким, каким встретили мы его в горах, в условленном месте: чуть-чуть набок посаженная фуражка, на перекинутом через плечо коричневом ремешке висит собранная в тугую скатку новенькая плащ-накидка.

«Хорошо», — шевелит он губами.

«Ничего себе, — думаю, — «хорошо», руки и колени в ссадинах, и во всем теле до сих пор такая тяжесть, словно на мне пахали… Конечно, в пути я и виду не подал, что устал. Зачем уступать Буянову… Что он, сильнее меня?»

Топ-топ, топ-топ… Снова открываю глаза и смотрю на дневального. Это Жора Ратников. Он высок ростом и немного сутуловат. Его круглая, коротко остриженная голова несколько наклонена вперед, а длинные, с крупными кистями руки заложены за спину. Ратников почему-то кажется мне знаком препинания — не то огромной запятой, не то вопросительным знаком.

«Надо уснуть… Уснуть, уснуть во что бы то ни стало, — твержу себе. Начинаю считать: — Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Говорят, это помогает…»

Топ-топ, топ-топ…

Поднимаюсь, на ощупь нахожу сапоги, достаю из кармана брюк спички, табак. Молча подхожу к столику дневального и, сев на табурет, закуриваю. У Ратникова округляются глаза, он смешно всплескивает руками:

— Да ты с ума сошел! Погаси папиросу и сейчас же спать, — шепотом приказывает он, наклонившись ко мне. — Ишь чего придумал: курить в казарме. Да мне за это так влетит!

Дневальный выхватывает у меня папиросу и бросает в урну.

Внезапно открывается дверь — и перед нами вырастает дежурный по роте сержант Шилин. Ратников вытягивается в струнку, потом поправляет на себе ремень и невпопад произносит:

— Товарищ сержант, это рядовой Грач…

Шилин подходит медленно. У него левое плечо ниже правого, голову держит несколько набок. Приблизившись к столику, строго спрашивает:

— Кто курил? Рядовой Ратников, отвечайте!

Я искоса бросаю взгляд на Жору: черные брови на растерянном лице напряженно сошлись у переносья. Как досадно ему сейчас!

— Я курил, товарищ сержант, — опередил я Ратникова.

— Здесь, у стола дневального? — Рука Шилина упирается вытянутым указательным пальцем в зеленое сукно, которым накрыт стол. — Вы нарушили воинский порядок! Вы… Ладно, поговорим завтра. А сейчас марш в кровать.

Молча ухожу и ложусь в постель. Закрываю глаза и думаю: «Нарушил порядок! Неужели так будет все время? Можно ли служить без этих нарушений? Буянову это удается. Видимо, у него особый характер или талант к военной службе».

Наконец-то сон начинает одолевать, глаза слипаются, но теперь мне почему-то хочется их открыть. Ратников уже не ходит. Облокотившись о стол, он сидит и о чем-то думает. Губы его шевелятся, словно он повторяет про себя что-то заученное.

Утром после завтрака меня вызвал командир роты. Товарищи не спрашивают, зачем. Они уже знают про ночной случай.

— Погоди, как это произошло? — останавливает меня встревоженный Буянов.

— Не знаю… Случилось, и все… — бросаю на ходу и спешу к двери с табличкой «Командир роты майор М. В. Копытов». Буянов удивленно смотрит мне вслед. Перед дверью невольно останавливаюсь и замираю. Из канцелярии доносятся шаги: они то нарастают, то стихают.

— Дима, там генерал из округа, — шепчет подбежавший Буянов, и я затылком чувствую его горячее дыхание. — Иди, не заставляй ждать, у него дел побольше, чем у нас с тобой.

Стучу в дверь.

— Войдите! — раздается незнакомый голос.

Решительно вхожу и докладываю о прибытии.

До этого я видел генерала всего один раз, да я то издали. Он среднего роста. Волосы аккуратно зачесаны, виски тронуты сединой. Лицо крупное, суровое, а взгляд теплый, располагающий. На правой щеке, у самого уха, небольшой шрам — след старой раны.

Смотрю на генерала и никак не могу оторвать от него глаз. Бывает же так! Стараюсь отвернуться — не получается. Словно какая-то сила притягивает к этому человеку. Начинаю часто моргать, чтобы хоть как-нибудь взять себя в руки. Генерал, видимо, замечает это и ласково, по-отечески, опрашивает:

— Значит, ваша фамилия Грач? А как вас зовут?

— Дмитрием, — --">