Илья Миронович Шатуновский - Очень хотелось жить (Повесть)

воздух был тугой, как парашютный шелк, по арыкам, отделяющим тротуары от дороги, перебирая камешки, бежала прозрачная вода.

На Зое был морской костюмчик. Ее бюст ладно облегала белая блуза с широким голубым воротником. Из карманчика синей юбки выглядывал мой злополучный конверт.

— А если мои стихи увидит твоя мама? — спросил я совсем некстати. — Что тогда?

— Ничего. — Зоя была спокойна. — Ведь мы теперь совсем уже взрослые. И потом, мама — вполне современная женщина, без этих самых пережитков.

Умные мысли мне в голову никак не приходили, и, боясь брякнуть какую-нибудь нелепицу, я молчал. Быть может, мы с Зоей думали об одном и том же: что совсем недолго нам осталось гулять по этим улицам. Это московские, ленинградские, киевские ребята и девчата остаются у себя дома. А молодые ашхабадцы обычно уезжают искать свое место в жизни в другие края.

В ту пору Ашхабад был совсем маленьким, тихим городком. Одноэтажные домики из кирпича-сырца стояли в глубине зеленых дворов, скрытых от улиц глинобитными дувалами. Весною из-за дувалов выглядывали гроздья чудесной персидской сирени, легкий ветерок кружил по улицам яблоневый цвет. Жители знойного, бесснежного городка бóльшую часть года проводили во дворах: в тени деревьев, в густых виноградных беседках, у журчащих арыков. Тут же в тамдырах пекли чурек, на мангалах готовили пищу. Многие держали коров, овец, коз.

Два маленьких автобуса, ходившие навстречу друг другу по единственному кольцевому маршруту, не пользовались вниманием жителей. Пока их дождешься, можно было пройти весь город из конца в конец. Зато в каждой семье было по одной, а то и по нескольку машин. Только машинами тогда назывались не легковые автомобили — на весь город было три-четыре «козла» со складывающимся брезентовым верхом да цековская эмка, казавшаяся нам пределом комфорта и совершенства форм. Машинами назывались велосипеды, и весь город крутил педали. На велосипедах ездили на работу, в гости, на базар. У всех наших ребят тоже были машины, и по воскресеньям, собравшись вместе, мы мчались на Золотой ключ, родничок у аула Багир, из которого даже в сорокаградусную жару вытекала ледяная вода, или еще дальше — в горное ущелье Фирюзу, с нависшими скалами над быстрой горной речкой. За Фирюзой ущелье сужалось, дыбилось камнями и переходило почти в непроходимую «Чертову дорогу». Там уже можно было встретить наряды пограничников: «Чертова дорога» вела в Иран.

У северных окраин города, за железнодорожным полотном, начиналась бескрайняя пустыня Каракумы. Там на машинах ездить было невозможно. Мы уходили в пески пешком, захватив воду в бутылках, ароматные лепешки, овечий сыр. Ранней весной пустыня была необычайно красива. На барханах распускались маки и ромашки, песчаная акация и тюльпаны, ирис и малькольмия, белый и черный саксаул. Под палящим солнцем быстро жухли травы, исчезало зеленое покрывало. Но жизнь продолжалась. Заметив нас, из-за куста яндака — верблюжьей колючки — взлетала птица, не торопясь убегала огромная ящерица — варан, в камнях шипели змеи. Мы взбирались на осыпающиеся гребни ползучих барханов и воображали себя красноармейцами из кинофильма «Тринадцать», задержавшими ценой собственных жизней банду басмачей Шермет-хана у пересохшего колодца…

И вот теперь рождался новый день, и вместе с выпускным праздником таяли, уходили в прошлое детство, школа…

Всю дорогу я держался от Зои на расстоянии, вздрагивал, когда невзначай касался плечом ее волос. И только у калитки со всей неотвратимостью понял, что Зоя сейчас уйдет, исчезнет, и, может быть, эта прогулка никогда уже не повторится. Полагая, что мне что-то надо предпринять, я схватил Зою за плечи. Не ожидавшая от меня такой прыти, девушка вздрогнула.

— Ты в уме! — охнула она, отводя мои руки. — Что же теперь делать, если ты раздумывал целый год и все решил оставить на последний день и последний час. Завтра, вернее, уже сегодня я уезжаю в Одессу, там у меня тетя. Буду поступать в университет. А ты так и пойдешь в летную школу?

— Да. Я решил давно. Ты же знаешь.

— Знаю. Только не пойму, зачем тебе это надо. — У Зои в голосе появились повелительные нотки, будто она говорила с младшим братом. — Ты же отличник. Правда, принято считать, что Вовка Куклин — математический гений. А ведь на контрольных ты частенько решал задачи раньше него. Ты можешь стать даже профессором.

— Может, могу.

--">