Геннадий Андреевич Ананьев , Юрий Дмитриевич Бойко - Стреляющие горы

спросил как бы самого себя безбородый. — О, Аллах! Слава ему.

— Пусть тех, с кем пойдет, распределяет, — с явным пренебрежением ответил бородач. — Мы как готовили боевиков, как лечили раненых, так и продолжим по воле Аллаха, слава ему.

— И все же, — задумчиво проговорил безбородый. — Кто мы и кто он, назвавший себя Хасаном? Мы — уважаемые в своих тейпах, знатные люди, он же — нищий пастух. Охотой добывал себе пропитание. При Дудаеве выдвинулся жестокостью своей. О, Аллах! Что творится на свете по твоему предопределению. Теперь мы должны встречать его с почетом и исполнять его волю.

— Не волю самозванца, но волю тех, кто щедр. Сам он такой же невольник, как и мы с тобой. Он — надутая кукла. Без денег оттуда, он — ничто. Его избрали, как самого жестокого.

Звонок радиотелефона прервал разговор. Бородатый взял трубку без промедления:

— Говоришь, едет? Немедленно открывайте ворота.

И своему собеседнику:

— Пошли.

— Я бы встречал его без папах. Снимем и оставим их здесь.

— Не стоит. У нас одни хозяева. Раз они возвысили его, пусть будет так и для нас.

— О, Аллах! Слава ему.

Внедорожник, миновав гостеприимно распахнувшиеся ворота, не свернул на стоянку, что была в стороне от террасы и на которой находилось несколько машин, а подрулил к водоему, с фонтанчиком в центре. Телохранитель, выскочив первым, отворил заднюю дверцу, и Хасан горделиво, вроде бы не замечая спешивших к нему хозяев, вышел. Это был настоящий горец. Высокий и стройный, борода черная, лопатой. Одет в светлый, легкий костюм, на голове — папаха серого каракуля.

Он подошел к водоему и, встав между двумя плакучими ивами, словно не замечая окружающих, залюбовался стайкой форелей.

Руководители базы подготовки боевиков покорно ждали, когда гость обратит на них внимание.

Наконец Хасан обернулся, и тогда хозяева, подобострастно приложив правые руки к сердцам своим, приветствовали гостя:

— Салям алейкум.

— Алейкум ассалям, — небрежно бросил Хасан и, уже строго, распорядился: — Ведите в дом.

Вошли в просторную, всю в коврах, комнату. Стены увешаны кинжалами и саблями. На длинном низком столике — хрустальные вазы с виноградом, персиками и инжиром, на блюдах разложены сладости и разломанные на куски спелые гранаты. Хасан горделиво устроился на почетном месте и жестом пригласил хозяев садиться.

Вошел слуга с подносом, на котором дышали ароматом хачапури, в пиалах — моренный в тандыре каймак. Едва он вышел, ловко расставив все это на столике, ему на смену явился второй слуга, с чайниками и чистыми пиалами. Хотел, было, разливать чай, но бородатый остановил его повелительным жестом:

— Иди. Мы сами.

Отхлебывая небольшими глотками чай, Хасан заговорил властным тоном человека, которому перечить не принято:

— Поход назначаю на послезавтра. Подготовьте всех, кто здоров. Сколько наберется?

— Пятьсот пятьдесят. Из них более полета турок и арабов.

— Вполне достаточно.

— Да поможет тебе Аллах! — молитвенно провел ладонями по щекам безбородый.

Разговор прервал вошедший без стука слуга и прямо с порога доложил:

— Почтеннейший, один из боевиков велел тебе встретить его для уединенной беседы.

— Кто посмел мне велеть?! Меня можно только просить!

— Но он сказал именно так: «Я велю уделить мне время для беседы без посторонних».

— Но здесь нет посторонних! — возмущенно проговорил безбородый. — О, Аллах! Слава тебе! Двадцати ударов палкой по пяткам достоин наглец.

— Помолчи, — осадил его Хасан. — Я сам решу, как поступить. — И после короткой паузы распорядился: — Оставьте меня одного. Ждите на террасе, пока не позову. Я буду говорить с тем, кто пожелал беседы наедине.

Все покорно вышли из комнаты, и, спустя минуту, через порог уверенно перешагнул мужчина среднего роста. Его немного полноватую фигуру ладно облегала, будто на заказ пошитая, камуфляжка. Бородка аккуратно подстрижена и заботливо расчесана.

— Салям алейкум.

— Ты велел мне говорить с тобой? — вместо ответа на приветствие строго спросил Хасан, делая ударение на слове «велел». — Ты достоин не только порицания, но и наказания. И все же я слушаю тебя.

— Я — Турок. Тебе должны были сказать обо мне.

— Да, разговор был.

— Тебе не сказали всего? Достойно удивления. Слушай тогда меня. Я направлен сюда лично тем, кто опекает нас, — руководством фонда «Всех святых».

При этих словах Хасан быстро --">