Борис Прохорович Краевский , Юрий Леонидович Лиманов - Повесть об одном эскадроне

как гордо представил Егоров себя, Наташу и Нюрку.

Госпитальные новости порадовали Харина. Почти все раненые были на ногах, лежачих осталось только трое. Среди них был и Швах. Фома присел на край Яшкиной койки, и тот засыпал его вопросами.

— Эх, дела, дела-а-а, — вздыхал Швах, когда Харин рассказывал о наступлении Красной Армии.

Он успел уже узнать о новом назначении Харина и решил попытать счастье «официальным путем». Но начал, как всегда, с подходцем:

— А я тут, как шлюпка на берегу, рассыхаюсь. Фомушка, ты же теперь начальство, — Яшка понизил голос, оглянувшись на Нюрку. — Вели меня выпустить, ей-ей, в бою скорее заживет, или ходить разучусь…

Встревоженная Нюрка шагнула к Харину. На лице ее была написана решимость ни за что не отпускать не долеченного разведчика. Фома посмотрел на нее, потом на Яшку и неожиданно спросил:

— Невеста?

— Невеста, — тихо ответил Швах. — Хорошая, в общем, баба, только в медицине не разбирается. Ей бы, чтобы я лежал, да и все тут. Постельный, так сказать, у нас с ней режим. Так разве это медицина? Не лечение, а одни сплошные пролежни.

Нюрка, потупившись, улыбнулась, и ее бледное, похудевшее лицо словно засветилось изнутри.

— Больной он еще. Сказали б ему…

— Вижу, что больной, — согласился Фома и строгим командирским голосом, который совсем не шел к его добродушному лицу, продолжал, обращаясь к дружку:

— Так вот, Яков, приказываю — лечись. А когда поправишься — ждем тебя обратно в разведкоманду. Это я тебе твердо обещаю. Как я теперь, — Фома широко ухмыльнулся, — командир…

Швах с укором посмотрел на Нюрку.

— Спасибочки вам, Фома Кузьмич… А то он у меня такой неразумный, ну никого не слушает. Ни меня, ни Егорова. Даже Наташу… А о вас — уж так он говорил, так расписывал — ну все я о вас знаю. Вас послушает… Куда ему, вояке, — Нюрка быстро нагнулась, поцеловала Яшку и, смущенно улыбаясь, взглянула снизу вверх на Харина.

— Невеста, — протяжно и с каким-то недоумением проговорил Фома, выходя из землянки. Присел на грубо сколоченную скамейку и грустно вздохнул. Вспомнилось почему-то, как однажды после посиделок и ему сказала девушка жданные слова: «Засылайте сватов, Фома Кузьмич, я согласная…». Сватов заслать не успел. Забрили в солдаты. Земляки сказывали, у нее уже третий пацан поднимается… Чудно — у такой у пигалицы.

В стороне от землянки стояли Наташа и Костя. Воронцов что-то горячо говорил девушке, несмело удерживая ее за руки. Наташа смотрела поверх его головы. Вот Костя запнулся. Наташа взяла его под руку и пошла вверх по склону оврага.

«И у них сладилось, — подумал Фома. — Осень, свадебная пора… Один я бобылем по свету брожу».

Подошел Гришка, подсел рядом на скамейку, украдкой взял Фому за руку.

— Дядь Фома, а теперь возьмете меня воевать? Не оставите?

— Возьму. Насовсем возьму… — Гришкина ладонь крепче ухватилась за рукав шинели. — А как Деникина разобьем — я тебя, брат, в школу отправлю. Станешь ко мне на побывку приезжать… А я женюсь. И будет у нас с тобой, брат, самая что ни на есть настоящая семья. Так-то…

--">