Василий Владимирович Быков , Павел Шестаков - Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.2, 1981 г.

Зоська разочарованно выдохнула, она едва уже держалась на, казалось, отмерзавших ногах, в груди все горело с усталости; а руки и особенно ноги выше коленей совершенно задеревенели от стужи. Юбка быстро смерзлась и жестко терла ее тощие бедра.

— Что ж теперь делать? — растерянно проговорила она, остановившись и чувствуя, что выхода нет, видно, придется ей замерзать на этом болоте.

— Да, дела! — сокрушался Антон. — Надо же... Думал, это грудок слева, а он... Наделала ты беды с этой речкой.

Он ворчал недовольно, с явным упреком, и она хотела было озлиться да крикнуть, что это все из-за него, что не появись он у нее за спиной, она бы не сунулась сломя голову в эту проклятую речку, постаралась бы найти переход понадежнее. А то ведь сам ее напугал, загнал в ледяную воду и еще упрекает. Но что-то удержало ее от этого объяснения, все-таки она чувствовала, наверно, и свою здесь вину и потому, пересилив обиду, коротко бросила:

— Ладно! Я уж сама как-нибудь...

Однако в голосе ее уже слышались слезы, видно, он почувствовал это и смолк, снова вглядевшись в сумерки. Что-то там вроде серело в отдалении, но она не могла различить что, — одубевшими пальцами она вытирала глаза.

— Постой! — сказал он. — Гляди, стожок вроде? Действительно! А ну бегом!

Она тоже различила в сером ветряном сумраке сизые копны стожков на болоте возле кустарника. Передний стожок был совсем близко, в какой-то полусотне шагов — покосившийся, с заснеженным боком и черной палкой вверху, он явился для нее очень вовремя; ничего лучшего теперь, наверно, нельзя было и придумать. Антон, опередив ее, первым подбежал к стожку и, ощупав его бока, начал энергично выдергивать сено, чтобы забраться внутрь. Подбежав туда же, Зоська сунула в жесткое шуршащее сено свои онемевшие руки. Но пересыпанное снегом, настылое сено только студило, к тому же оно было туго спрессовано в этом стожке, и Антон, как ни старался, за десять минут сделал лишь небольшое углубление в его боку.

— Черт! Слежалось — не выдерешь. А ну дергай, тут вроде податливей, — указал он ей место в стожку, а сам побежал к следующему.

Зоська, кажется, совсем замерзала, хотя на этой стороне стожка было затишье от ветра, но мокрые ноги и бедра стыли жестоко. Руки, однако, стали согреваться в сене, из травяных недр которого вместе с душистыми ароматами трав как бы исходило накопленное за лето тепло. Она уже готова была втиснуться телок в небольшое образовавшееся под ее руками углубление, как издали снова донесся голос Антона:

— Эй, сюда иди! Слышь, топай сюда!

Голос был бодрый, призывный, она сразу почуяла в нем надежду и, бросив на снег горсть сена, побежала к соседним стожкам. Возле одного из них стоял Антон и, махнув ей рукой, тотчас куда-то исчез, вроде бы зашел за стожок.

— Сюда! Лезь сюда, — услышала она, подбежав ближе и едва различив в темноте черную дыру в округлом боку стожка, откуда доносился приглушенный голос Антона:

— Зачем дергать, когда готовое ложво есть. А ну, лезь. Хотя погоди — я вылезу.

Он задом выбрался из сенной норы, и она, недолго раздумывая, нырнула в ее душистую темноту, обещавшую какое ни есть укрытие от леденящего ночного ветра. Она уже совсем коченела и не чаяла согреться.

— Вот будем сушиться. Что — еще холодно? — подобревшим голосом говорил он, забравшись следом и шурша сеном у входа. — Ничего! Надышим, знаешь, как тепло станет! Только ты раздевайся. Раздевайся, раздевайся, скидывай с себя все мокрое. Да, вот еще... На мой кожух — укройся. А я лаз заделаю. Тепло будет, посмотришь.

Стуча зубами, она поспешно устраивалась в этом гулко шуршащем, полном травяных запахов укрытии, стараясь не думать о возможных последствиях этой ее ночевки. Кое-как сняла с ног мокрые сапоги, развернула портянки и сунула ноги в ласковое тепло кожушка. Антон тщательно заделывал сеном лаз, и она, недолго размышляя, стащила с себя все мокрое, что только можно было стащить, туже завернулась в кожушок и, все еще дрожа и крупно вздрагивая, никак не могла найти положения, чтобы скорее согреться.

— Вот это ночлег! — удовлетворенно сказал Антон, с шумом устраиваясь рядом. — А что? Не хуже, чем в землянке, правда?

— Правда, — тихонько сказала она и, подумав, спросила: — А ты... по своему заданию или как?

— Я? — неопределенно переспросил он, подвигаясь поближе, вплотную к ее поджатым ногам. — Да почти что по твоему.

— Это как — вместе, значит, пойдем?

— Безусловно. Не возражаешь?

--">