Павел Ефимович Кодочигов - Вот и вся война...

другой день повестка пришла.

Привезли нас в Барнаул. Там уже «купцы» ждут. Артиллеристов им надо, минометчиков, шоферов, а моя военная специальность никому не нужна, гражданская — тоже. И вдруг вижу своего, рубцовского. Он старшиной был, командиром хозяйственного взвода, и предложил идти к нему ездовым. Говорю, что я лошадь запрячь не умею и верхом в жизни не ездил. Он посмеялся:

— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим!

Взял.

А дальше все быстро пошло. Второго или третьего июля наша 107-я сибирская стрелковая дивизия была в Москве, а скоро — под Смоленском, в районе города Дорогобуж. Здесь мы почти месяц без дела простояли. Ну как без дела? К боям, конечно, готовились, но не воевали.

Штаб дивизии расположился в овраге, а немцы решили, что он в городе, и сожгли Дорогобуж с самолетов. Он небольшой, почти все дома деревянные. Хотите расскажу, как к нам Симонов приезжал?

Только он появился в расположении дивизии, нас принялись бомбить три самолета. Один сбили. Летчики с парашютами выпрыгнули, а те двое не улетают, кружатся, выискивают место, где можно сесть и своих забрать. Тут мы огонь открыли, еще одного сбили. Третий развернулся и улетел. Симонов с фотокорреспондентом Трошкиным и шофером Панковым все это видели и примчались, чтобы пленных летчиков заснять и сбитые самолеты. Несколько кадров щелкнули, и тут их арестовали. Как диверсантов! Повезли в штаб дивизии. Я Симонова в этот день не видел, слышал только о пойманных диверсантах, а кто они были на самом деле, узнал много лет спустя из записок самого Симонова.

— Да, большую правду он о войне оставил!

— Именно! Но вот как подумаю, что он чуть не погиб из-за какого-то дурака в моей родной дивизии, стыдно становится. Ведь безмозглому мальчишке, оперуполномоченному, показалось подозрительным, что на Трошкине надета кожаная куртка и в руках у него лейка. Ни то, ни другое он, видимо, в глаза не видел, заподозрил. А заподозрил, значит, задержать надо и по условиям военного времени быстрее в расход пустить. И наплевать ему, что документы у подозреваемых в порядке. Что ведут они себя совсем не так, как должны бы в подобной ситуации настоящие диверсанты. В крытую машину их вместе с пленными летчиками. Приказал конвоиру снять автомат с предохранителя, поставить на стрельбу очередями и стрелять при малейшей попытке к бегству. Если автомат сработает на каком-нибудь ухабе, значит, так тому и быть. Пленку засветить! Этому оперу и в голову не пришло, что пленка — самое серьезное доказательство вины или невиновности задержанных. Да он и не мыслил о невиновности — раз возникло подозрение, то виноваты. И напрасно Симонов не написал рапорт, как думал вначале. Простил...

Автобус выбрался из новых и широких улиц Симферополя, шел мимо бесчисленных поселков, застроенных нарядными бело-синими домиками. Высоко поднялось солнце. Снег слепил глаза. Сосед надолго замолк, уйдя в воспоминания. Я не торопил. И он, погодя, заговорил, тихо, раздумчиво, будто думал вслух.

— ...Бои за ликвидацию Ельнинского выступа начались в августе. Я в них не участвовал, только кухню на передовую возил, но двух лошадей у меня убило. Дивизия наша в этом сражении отличилась, ей одной из первых было присвоено звание гвардейской! У Симонова же вычитал, что дивизия в боях за Ельню уничтожила двадцать восемь танков, кажется, шестьдесят пять орудий и около семисот пятидесяти солдат и офицеров противника. Сама потеряла четыре тысячи двести человек. За каждого убитого фашиста пять своих отдали — и воевать еще не научились, и оружие какое было! Винтовок и тех не хватало. Я сам гол как сокол был, пока не обзавелся карабином.

К концу войны наша дивизия именовалась 5-й гвардейской, Городокской, а дальше, дай бог памяти, чтобы не пропустить чего, орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова второй степени стрелковой дивизией. В сорок пятом брала Кенигсберг, наимощнейшую с несколькими линиями круговой обороны крепость со рвами, огневыми точками в броне и камне и потеряла... сто восемьдесят девять человек! Впечатляющие цифры, да? А узнал об этом тоже у Симонова — он нашу дивизию до самой Победы из виду не упускал.

Ельню мы прошли шестого сентября. Думали, дальше пойдем, на Смоленск, но дошли до станции Глинка, там нас погрузили в вагоны и повезли на север, в Вышний Волочек, на пополнение. Сформировались,

--">