Лора Спенс-Эш - А дальше – море

самой кухне, где пахнет лимоном, корицей и маслом, чувствуя, как рука миссис Джи ласково обнимает ее за шею, слыша ее шепот в ухе. И вновь она не хотела уезжать, и вновь уехала. И вновь потеряла их всех.

Это мама предложила ей съездить на каникулы, отвлечься от повседневной рутины, попробовать что-нибудь новенькое. А вдруг поможет. Мама посоветовала и этот городишко, потому что в детстве часто бывала здесь и ей нравилось. Говорила что-то про пляжи, птичек, про удобный поезд из Лондона. Городок оказался милым, хотя, возможно, не тем викторианским оазисом, который помнила мама. Интересно, замечала ли она когда-нибудь сходство с Мэном? Впрочем, она там никогда не бывала. Беатрис и самой бы это не пришло в голову.

Она ест лобстера, но оказывается, что большая часть удовольствия заключается в том, чтобы делать это в компании. И Беатрис чувствует себя глупо, сражаясь с лобстером в одиночку, в старинном пустом обеденном зале. И от этого на душе становится еще хуже. Она отодвигает тарелку и заказывает кофе. Яркий луч маяка с равными промежутками скользит по черной поверхности моря. Иногда они с Джеральдом и Уильямом ночевали в палатках в лесу, недалеко от дома, но все равно ощущали себя абсолютно независимыми, как будто их выбросило на этот остров, единственных оставшихся в живых. Темнота казалась почти осязаемой. С фонариками в руках они спускались к воде и сидели на камнях, направляя лучи света в разные стороны, а потом выключали фонарики, вбирая в себя темноту ночи и огромный мир звезд, сияющих с высоты. И, сидя между ними обоими, чувствуя их рядом, она была самой счастливой на свете.

Ужин в городе неизменно завершался шоколадным тортом, приготовленным миссис Джи и привезенным заранее, с шариками мятного мороженого. Зажигались три свечки – одна для Уильяма, одна для Джеральда и одна для Беатрис. Их имена были витиевато выписаны на ванильной глазури. Мои августовские дети, говорила миссис Джи. Вот и еще один год прошел. И весь ресторан пел «С днем рождения», когда торт с горящими свечками выносили из кухни. Они втроем вставали, наклонялись над тортом в центре стола, миссис Джи придерживала волосы Беатрис подальше от пламени. В ресторане к тому моменту уже становилось темно, солнце садилось, и их лица освещали только огоньки свечей. Джеральд, рыжий и веснушчатый, с заразительной улыбкой. Уильям, с выгоревшими на солнце кудрями, прячущий усмешку. Что они видели, глядя на нее? Она не знает, но, наверное, на лице ее отражалась радость, которую она чувствовала. Думая о них троих вместе, Беатрис вспоминает именно этот момент, миг перед тем, как все они наберут воздуху, загадают желание и посмотрят в глаза друг другу. Перед тем, как свечи будут задуты.

В то последнее лето она загадала остаться. Остаться со всеми ними навсегда. Беатрис наклоняется, дует на свечку на столе и закрывает глаза.

Часть 1 1940–1945

Реджинальд

В тот вечер Реджинальд рассказывает приятелям в пабе, как он горд. Всем и каждому он пересказывает историю отъезда Беатрис, вновь и вновь. Ему задают вопросы, хотят знать подробности. Те, чьи дети уехали раньше, уже знают эту историю или свою версию этой истории. Каким жарким и влажным было утро. Как они стояли в бальном зале отеля «Гросвенор», как он опустился на одно колено, когда пришло время уходить. Как Беатрис кивнула его последним словам, склонила к нему лицо, грудь ее приподнялась. Какой решительной она была и не расплакалась, хотя он видел слезы в ее глазах.

Но уже на следующий день Редж не мог в точности вспомнить, что сказал ей тогда, стоя на одном колене. В глубине души он страшно переживал, что забыл произнести самое главное. Но в тот вечер в пабе он рассказывает всем, какой она была молодчиной. Моя храбрая одиннадцатилетняя девочка. Он придумывает слова, которые они сказали друг другу. И не уточняет, что они с Милли отвернулись от Беатрис и двинулись сквозь толпу, пока еще могли владеть собой и прежде, чем он действительно готов был это сделать. Редж не представляет, что вообще когда-нибудь готов будет расстаться с ней.

А во сне он вновь и вновь входит в океанские воды, полностью одетый, намокшая одежда тяжелеет. Он раздвигает волны, погружаясь все глубже, и вдруг оказывается в бальном зале – уходящий оттуда, когда другие только входят, он задевает их плечами, стараясь не смотреть в лица появляющихся родителей, зная, что в его глазах отражаются их взгляды, они в ужасе от того, что оказались --">