Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Кисейная барышня

своей ротонды, как птица крылом. Ее выручил кучер Потап, лихо подкативший к подезду. Пара застоявшихся дышловых лошадей так и шарахнулась к каменным ступенькам.

II.

Лошади у Ромодиных были одне из лучших во всем Косогорье, особенно дышловая серая пара. Кучер Потап хоть и "не вышел" настоящей кучерской бородой, но правил отлично, когда не был пьян. Четырехместная зимняя коляска летела стрелой, минуя главную Соборную улицу -- дом Ромодиных стоял на окраине, у самаго выезда, где двумя кирпичными неуклюжими столбами открывался московский тракт. Милочка дорогой опять заснула, уткнувшись головой в тибетский мех гувернанткиной ротонды; Зиночка распахнула свою соболью шубку и жадно вдыхала морозный зимний воздух -- она так любила быструю езду, когда ветром и снежной пылью бьет в лицо. Встревоженная m-lle Бюш не замечала распахнутой шубки, и Зиночке опять сделалось весело.

-- Скорее, Потап...-- понукала она кучера.

Промелькнул двухэтажный ярко освещенный дом, в котором помещалась "Аркадия", гостиница с арфистками, потом мрачное здание "Обь-Енисейскаго банка", недостроенный громадный дом Черняковых, каѳедральный собор, выкрашенный в желтую краску, старое здание женской гимназии, и коляска с шиком подкатила к подезду одноэтажнаго длиннаго дома. M-lle Бюш с особенной осторожностью разбудила Милочку и, как больную, повела ее под руку на подезд. Зиночка успела в это время приласкать свою любимую лошадь Рогнеду и первая подскочила к звонку. Но дверь подезда была, к удивлению, не заперта -- этого раньше не случалось.

-- Дарья потеряла всякий ум...-- ворчала m-lle Бюш, гремя ключом в наружной двери.-- В передней шубы... Как еще не украли ничего!..

Не снимая своей шубки, отделанной седым соболем, Зиночка прямо влетела в гостиную, где слышались громкие голоса. На пороге Зиночка остановилась, как вкопанная, и даже попятилась назад, наступив на ноги m-lle Бюш. В зале происходила горячая сцена. Елизавета Петровна, с заплаканным, распухшим от слез лицом и раскустившейся на затылке прической, выкрикивала охрипшим голосом:

-- Заводить разврат в доме... держать любовниц на глазах у взрослых дочерей -- это подлость!.. Я сейчас же уезжаю... слышите, Игнатий Павлович?..

-- Лиза, Лиза... успокойся...-- бормотал Ромодин, напрасно стараясь поймать поднятую кверху руку жены.-- Ты сначала выслушай меня...

-- Если бы вы не были отцом этих несчастных детей... Мерзавец, мерзавец!..

На рояле стояла небольшая лампа и слабо освещала большую комнату. Елизавета Петровна в изнеможении хваталась одной рукой за крышку рояля, а другой потрясала в воздухе. Между роялем и этажеркой с нотами, лицом к стене, стояла горничная Дарья, и по вздрагивавшим плечам видно было, как она рыдала.

-- Вот жертва вашего разврата!..-- кричала Елизавета Петровна, указывая на Дарью.-- Вы ее погубили, Игнатий Павлович... А что будет с несчастным ребенком? Ни одной минуты не остаюсь здесь!

Заслышав крик, m-lle Бюш выскочила вперед и заслонила собою девушек, а затем, сообразив, в чем дело, быстро схватила их за руки и потащила в задний конец залы, в столовую. Ромодин оглянулся на легкий шум быстрых шагов и безсильно опустил руки.

-- Теперь вы довольны?..-- уже хрипела Елизавета Петровна, подступая к самому лицу мужа.-- Довольны?..

-- Чем же виноваты девочки, Лиза?..

-- Я не желаю скрывать своего позора... пусть все видят!.. О, Боже мой, Боже мой!..

В это время m-lle Бюш успела дотащить девочек до их комнаты, толкнула их туда и плотно притворила за собой дверь. Не проснувшаяся еще хорошенько Милочка сделала уже гримасу, дожидаясь перваго повода, чтобы расплакаться, а Зиночка стояла посреди комнаты в своей шубке и широко раскрытыми глазами смотрела на гувернантку.

-- Ложитесь, дети, сейчас же спать...-- торопливо повторяла m-lle Бюш, зажигая свечу на своем ночном столике.

-- Зачем они так кричат?-- капризно спрашивала Милочка.

-- Это не наше дело, голубчик...-- успокаивала гувернантка, быстро раздевая ее.-- У мамы опять нервы...

Но Милочка уже не слушала, поддаваясь знакомой ласковой руке, которая знала каждую пуговку и каждый крючок на ея платье. Девочка даже улыбнулась, когда, разстегивая воротничок, гувернантка невольно пощекотала ея полный, детски-пухлый подбородок. Через пять минут Милочка была уже в своей кроватке, под мягким шелковым одеялом, под которым потягивалась и ежилась теперь с особенным удовольствием. Мягкие, как шелк, --">