Евгений Юрьевич Лукин , Юрий Григорьевич Лукин - Тихий переулок

быть, — помрачнев, сказал Лёшка. — Иди и имей в виду: следующий раз тебя будут судить Проня и Филя. Их никто не жалел, и тебя они не пожалеют.

— О Господи, грехи наши тяжкие…

— Ладно. Иди. Хотя нет, лучше ползи…

И он пополз. Я сказал как можно строже:

— В приговоре не сказано «ползти», пусть идёт.

— Ты всё понял, Козёл?

— Всё, Лёшенька!

— Брысь!

И Козёл припустился бежать так, что пыль поднялась за ним столбом.

Вот такие порядки были раньше, а теперь я сидел на собственном крыльце в трусах и майке.

* * *

Долго не мог уснуть, а когда погрузился в забытьё, на меня навалились кошмары. За мной гнались люди в масках, с фонарями и пистолетами. Мы неслись по нашему переулку, и я слышал их громкое дыхание за моей спиной. Добежав до своего дома, стал барабанить в дверь. Никто не открывал. Я оглянулся. За моей спиной стояла Зина-Трёшка и улыбалась.

— Ты не в ту сторону толкаешь! — Зина поцеловала меня в губы, и мы оказались в длинном коридоре. Зина бежала чуть впереди, держа меня за руку.

— Где ребята? — спросил я.

— Кто?

— Лёшка.

— Там.

— А Циркач?

— Тоже там.

— А ты?

— И я там. И ты будешь там, только не сразу. Ты ещё потянешь…

Коридор кончился.

— Это здесь, — сказала Зина и исчезла. Сверху раздался её голос: — А я знала, что ты меня любил!

— Любил! Я и сейчас!.. — закричал я и оказался в круглой комнате. Свет ударил со всех сторон, и я начал крутиться. Крутился до тех пор, пока не проснулся. Через моё окно яркое солнце светило мне прямо в глаза, напоминая о том, что наступает новый день.

Я свесил ноги с кровати и задумался. Странный сон… Постой! А что было вчера ночью? Раздеть раздели, а взять ничего не взяли. Вероятно, третий меня узнал. Значит, кто-то знакомый. Забавно! Кто бы это мог быть?

— Петя, ты не спишь? — послышался голос матери за дверью.

— Нет. А что?

— К тебе пришли.

— Кто?

— Дима. Дима Станкевич.

— Так пусть заходит. Димка, заходи!

Димка был моим ровесником, а родители его — врачами. Отец лечил взрослых, мать — детей. Димкин отец, прекрасный хирург, считал себя крупным специалистом в области западной литературы и всю жизнь писал какой-то труд, так, вероятно, никем и не прочтённый. У них была уникальнейшая, лучшая частная библиотека в городе. Когда в моей башке затеплился интерес к чтению, я стал приходить к Димке и брать у него удивительные книги. Одолел Фрейда — и ничего не понял. Проглотил «Бесов» Достоевского — и обалдел. До утра читал «Поединок» Куприна — и, когда дошёл до смерти Ромашова, начал колотить кулаками по столу, крича: «Сволочь! Сволочь! Сволочь!» — чем переполошил всех домашних.

Друзьями мы с Димкой не были, но относились друг к другу с уважением и любопытством. Их роскошная квартира занимала весь первый этаж с подвалом в каменном двухэтажном доме.

Дверь открылась, и вошёл Димка со свертком в руках. За его спиной стояла моя мать.

— Эдак ведь и царство небесное можно проспать! Здорово, герой! Жив?

— Да уж так получилось. Здравствуй, Димка!

Мы почеломкались. Я быстро натянул штаны и повернулся к Димке спиной.

— Господи, это что ж они с тобой сделали! — От правой лопатки через весь бок у меня шёл здоровенный шрам.

— Изуродовали человека! — сказала мать и заплакала.

— Да что вы, главное — жив! — сказал он.

— Правильно, Димка! Кости целы, а шкура новая нарастёт. Мама, давай-ка завтрак сочиним.

— А ничего не надо, всё есть. — И Димка стал распаковывать сверток. Там была бутылка и кусок жареного мяса.

— С утра водку, — вздохнула мать.

— А это не водка. Это спирт-ректификат.

Я принёс из погреба солёных огурцов, шинкованную капусту, и мы сели с Димкой за стол. Выпили за упокой, выпили за здравие. И потекла беседа.

— Как твои?

— А что им сделается! Лечат. Слушай, давай спирт запивать, а не разводить.

— Правильно, а то он тёплым делается.

Пойло обожгло желудок. В голове зашумело, и по всему телу разлилось блаженство.

— А твоя мать сдала.

— Я думаю. Отца — в сорок втором, а Ваську — в сорок третьем.

— Да ты что?! И брата тоже? Я не знал.

— Тише. Да, вот такие дела. Мама, выпьешь с нами рюмочку? — крикнул я.

— Да что ты? Некогда мне. А потом я ухожу. Хозяйничайте без меня.

Я быстро пьянел и почему-то зверел. Мне захотелось заскрипеть зубами и грохнуть кулаком по столу. За все последние годы это был у меня первый разговор по --">