Форд Мэдокс Мэдокс - Конец парада. Том 2. И больше никаких парадов

объясняло.

– Кэмпион – мой дядюшка? Если он кому-то и дядюшка, то скорее вам!

– Да ничего подобного!

Они даже не состояли в родстве, хотя генерал, самый давний друг его отца, доводился Титженсу крестным.

– Тогда это чертовски смешно. И чертовски подозрительно… С какой стати этому подлому типу проявлять к вам интерес, если он вам не дядюшка?.. Вы не солдат… В вас и в помине нет военной косточки… Да и внешне вы больше похожи на куль с мукой… – Макензи на миг умолк, затем с невероятной скоростью затараторил: – В штабе ходит слух, будто ваша жена прибрала нашего отвратительного генерала к рукам. Я в это не поверил. Не поверил, что вы можете оказаться таким. Потому как многое о вас слышал!

От этих безумных слов Титженс расхохотался. Затем в бурой темноте по его массивному телу прокатилась волна невыносимой боли, вызванной новостями, получаемыми из дома этими отчаянно занятыми людьми. Боли, вызванной бедами, творившимися где-то далеко под покровом тьмы. И нельзя было сделать ровным счетом ничего, чтобы ее смягчить! Невероятная красота жены, с которой он разлучился, – потому что она была невероятно красива! – вполне могла породить череду скандалов о том, что она проникла к генералу в штаб, устроив там нечто вроде званого семейного приема! До сих пор благодаря Господу они обходились без лишних историй. Сильвия Титженс постоянно нарушала верность мужу, причем так, чтобы доставить как можно больше боли. Он не мог с уверенностью сказать, что в жилах ребенка, которого он так обожал, текла именно его кровь… В случае с невероятно красивыми – и жестокими! – женщинами это было самое обычное дело. В то же время Сильвия всегда вела себя хоть и заносчиво, но все же осторожно.

Так или иначе, но три месяца назад они расстались… Или, по крайней мере, Титженсу так казалось. И в его семейной жизни воцарилась всепоглощающая пустота. Сильвия настолько ярко и отчетливо предстала перед ним в этой бурой темноте, что он даже вздрогнул: очень высокая, на редкость прекрасная, на удивление волнующая и даже непорочная. Благородная порода! В облегающем парчовом платье, вся будто светящаяся, с шевелюрой, тоже напоминавшей собой парчу, уложенной косичками поверх волос. Словно выточенные черты худощавого лица, небольшие белые зубки, маленькая грудь, тонкие, длинные, замершие на боках в ожидании руки… Уставая, глаза Титженса играли с ним такие вот шутки, с невообразимой ясностью воспроизводя на сетчатке образы, о которых он думал, а иногда и картины того, что таилось на задворках его сознания. Так что тем вечером его глаза страшно устали! Сильвия смотрела прямо перед собой, в уголках ее губ поигрывала внушавшая тревогу неприязнь. Незадолго до этого Сильвия как раз придумала, как нанести Титженсу, с его молчаливой индивидуальностью, страшную рану… Смутные очертания озарились голубым светом, подобно крохотной готической арке, упорхнули вправо и оказались вне поле зрения…

Титженс ничего не знал о том, где сейчас была Сильвия. И отказался от привычки без конца заглядывать в иллюстрированные издания. В свое время жена обещала удалиться в Беркенхедский монастырь, но ему уже дважды попадались на глаза ее фотографии. На первом она попросту позировала с леди Фионой Грант, графской дочерью и графиней Алсуотер, и лордом Суиндоном, которому пророчили пост следующего министра внешних финансов, нового дельца из высшего общества… Все трое шли прямо на фотографический аппарат во дворе принадлежащего лорду замка… и все трое улыбались! Подпись под снимком гласила, что муж миссис Кристофер, Титженс, ушел на фронт.

Однако самое неприятное крылось во втором снимке, точнее, в подписи к нему, приведенной газетой! На нем Сильвия стояла перед скамейкой в парке, на которой в приступе хохота в профиль развалился молодой человек в красиво нахлобученной на голову шляпе, сам откинувшись назад, но при этом выпятив вперед выступающую челюсть. Внизу пояснялось, что миссис Кристофер Титженс, муж которой находился во фронтовом госпитале, рассказывает сыну и наследнику лорда Бергема занятную историю! Очередному мерзкому и извращенному финансовому воротиле из высших слоев общества, помимо прочего владеющему газетой…

Когда Титженс, выписываясь из госпиталя, смотрел на снимок в обветшалом, облезлом приемном покое, его на миг мучительно поразила мысль, что этот бульварный листок, если учесть подпись, в действительности вонзил в Сильвию нож… Однако --">