Виктор Сапов - Идут гимназисты

И я готов. Мне тоже всё это ужасно не нравится, – как можно решительнее произнёс он. Его голос при этом слегка подрагивал.

– Браво, молодой человек! Вот с такой молодёжью мы победим! Но, боюсь, вы пока совсем не призывного возраста. Вам ведь шестнадцать?

– Мне семнадцать. Будет. Скоро.

– Кошмар какой-то, – закрыла лицо ладонями мама Георгия, встала и вышла из комнаты.

Стали прощаться. К одевающему пальто Пете подошла молчаливая до сей поры Ксения, взяла его руку в свою и шепнула на ухо:

– Ещё раз, огромное спасибо. Вы – настоящий рыцарь, без страха и упрёка. Приходите опять на будущей неделе, как сможете. Вечером мы дома.

Петю залил румянец. Не помня себя от счастья, он, окрылённый, полетел домой.

***

В конце ноября немного потеплело, но задули сильные ветра. С ними по Дону приплыла флотилия из Севастополя. На берег сошли матросы в чёрных бушлатах, с красными бантами и пулемётными лентами крест-накрест, и установили советскую власть, легко и без сопротивления. Казаки и солдаты гарнизона отказались поддерживать Каледина и разошлись по домам и казармам. Лишь горстка казаков ещё удерживала вокзал. На восточной границе Нахичевани, по Кизитериновской балке, пролегла позиция, образовались окопы и пулемётные гнёзда. Опасались «кадетов» Алексеева и Корнилова, из Новочеркасска. До горожан начали доноситься частенько выстрелы, сначала по ночам, а потом и средь бела дня. Городом управляла таинственная «Пятёрка»⁵, кто они и откуда, никто толком не знал.

Всё это Петя слышал от мамы, соседей и от семьи Георгия с Ксенией. Уроков не стало, всех распустили по домам. Петя перечитывал «Квентина Дорварда» Вальтера Скотта, сравнивал Ксению с Изабеллой Де Круа, и строил с Георгием планы сбежать в Новочеркасск. Но это было невозможно, так как никакого сообщения со столицей Войска Донского не стало.

Мама Пети строчила на машинке. Её последняя работница, Анфиса, ушла от неё

«делать революцию», а она, «эксплуататор рабочего класса», взвалила на себя двойную работу. Она была модистка и шила платья на заказ, для «высшего общества». Заказов, как ни странно, меньше не стало. Высшее общество продолжало развлекаться, а по кафе и ресторанам, по клубам и синематографам сидело много офицеров-фронтовиков, не собиравшихся ни к Корнилову с Алексеевым, ни к Каледину.

– Мой Саша бы не сидел, – обращаясь неизвестно к кому, вдруг вслух обронила мама, и слеза скатилась по её щеке.

– Мама, а как погиб отец? – Обернулся к ней Петя.

– Я тебе уже сто раз говорила, не знаю, – ответила мама. Погиб и всё. На японской.

– А письмо осталось?

– Какое письмо?

– Ну такое, какие с фронта присылают. Погиб, мол от пулевого ранения в грудь навылет, в бою под Ковелем, за Веру, Царя и Отечество…. Мне Медведев показывал. У него отца как убило, так сразу прислали письмо.

Мама на минуту задумалась.

– Ладно, повзрослел ты, можно тебе открыть, поймёшь, – она встала, распрямилась, подошла к комоду. Пошелестев там бумагой, вынула письмо и подала сыну.

Петя углубился в чтение.

Через минуту он, гневно отшвырнув письмо, вновь обратился к ней.

– Так что выходит, не в бою отец погиб?

– В бою, сынок. Только не на фронте и не от японцев, а от наших же русских людей. Его полк возвращался с фронта, из Манчжурии. Везде по дороге бунтовали рабочие, так же, как и сейчас. Полк прибыл в Самару, они должны были помочь властям в наведении порядка. Какой-то бомбист метнул бомбу в казарму, трое убитых, в числе их твой отец.

– Кто это были, революционеры? Большевики?

– Я не знаю, сынок. Большевики, эсеры, анархисты – один чёрт. Убийцу потом поймали и повесили. А я всем сказала, что на японской погиб, не хотела, чтобы пересуды начались, у нас тут многие революционерам тогда сочувствовали. Прости, сынок.

– Мама, я отомщу.

– Кому? Говорю же, поймали и…

– Им всем. За то, что всё ломают, топчут нормальную жизнь. За «Бога нет», за Государя. За отца.

– Сынок, Господь заповедовал не мстить. Твой отец писал с войны, как тяжело ему было попервой стрелять в человека, даже во врага, в японца. Только Долг перед Государем и Отечеством его понуждал. А сейчас, и царя уж нет. Скинули…

– Мама! Не смей так о Государе. К тому же, осталось Отечество.

Петя встал и стал стремительно одеваться.

– Боже мой, куда ты?

– Не волнуйся мама, я к Георгию. Вернусь, – твёрдо и смотря прямо в глаза ей, ответил Петя и закрыл за собой дверь.

«Совсем взрослый стал, мужчина» – не без --">