Александр Юрьевич Сегень - Закаты

отловили.

— Запросто. Столько же и — вперёд. То есть назад. Только я не генерал, а адмирал.

Ладонь Эллы по-прежнему лежала на ладони у Белокурова, но теперь это как бы ничего и не значило. На сердце у главного и единственного редактора газеты «Бестия» было легко, хотя и немного грустно, что всё вот так просто закончилось, не получилось дамы с собачкой.

— У Бобова недавно вышел рассказ, — вспомнил Белокуров. — И знаете, как называется?

— Как?

— «Баба с собачкой». Правда, смешно?

— Да, я читала рассказы Бобова. Они у него всегда с такими названиями, под КВН. Мне он не нравится.

— Он прекрасный человек.

— Я говорю о нём как о писателе. Хотя вот вы — и газета у вас превосходная, и сами вы великолепный человек.

— Вы же меня совсем не знаете. Может, я кого-нибудь зарезал и в колодец бросил.

— Значит, тому так и надо.

— А жена моя недавно фамилию поменяла, девичью себе вернула.

— Вы женаты, Белокуров? Хотя что я спрашиваю! Конечно, разве у такого человека может не быть жены? То есть как на девичью?

— Так, стала опять Чернышёва.

— И вы этому не воспротивились?

— Нет.

— Но почему?!

— Она у меня переводчица. Блистательная женщина. А одна там ей позавидовала и назвала Белокурвой. Собственно, это как-то сразу напрашивается: Белокурова — Белокурва. Смешно, правда?

— Если честно, то да, смешно, — не удержалась от смеха Элла. — Хотя я бы всё равно не стала возвращаться к девичьей фамилии. Взялась быть Белокурвой, так и будь ею до конца, терпи. Ой, простите!..

Она смеялась, и Белокурову теперь тоже было смешно, хотя до сего дня он тайно переживал реставрацию Тамариной девичьей фамилии.

— Да к тому же, — смеялся он, — она была Чернышёвой, стала Белокуровой, потом опять Чернышёвой. И смех, и грех!

— А по-моему, вы всё выдумали.

Она вдруг поцеловала его в щёку.

— Об этом вы тоже мужу расскажете?

— Конечно. И про оцеловывание.

Тут в душу его закралось тревожное подозрение, что никакого мужа у Эллы нет и в помине. Он оставил её руку и принялся подкручивать кончики усов.

— Не убирайте руку, — шепнула Элла. — Мне в ней так хорошо.

А что, если она послана к нему врагами, чтобы заманить? Врагов-то у него хватает. Многие ненавидят «Бестию».

Он посмотрел на Эллу. Она притягивала его всем своим видом. Её рука уже снова была в его руке. Пропал! Погиб! Потом напишут: «Ещё одно громкое убийство...» Как он может так рисковать собой, сыном, Тамарой, отчимом, «Бестией»?! Газета-то — пропади она пропадом! Другой найдётся издатель подобной никому не нужной ерунды. Тамара найдёт себе другого. Прокофьич уже старый. А вот сын... Как он будет без отца? И до слёз стало жалко Серёжку.

— Зато сын у меня как был Белокуров, так и остался.

— А сколько вашему сыну?

— Скоро три.

— Три годика? А вам, Борис?

— Тридцать девять.

— А мне двадцать девять. Ха-ха-ха.

«Ха-ха-ха» она проговорила, а не просмеяла.

— А мужу?

— Немного моложе вас.

— А он есть?

— Можете проверить, если хотите. Он сегодня дома.

— Хочу.

Зачем он это сказал? Так хорошо было бы окончить знакомство у дверей её дома и возвратиться в весёлую компанию нижнего буфета. Но чёртик откуда-то из подбрюшья докричался: «Гульнём! Ты чего, брат? Бери что дают!»

— Товарищ генерал, — снова обратилась к водителю Элла, — мы передумали. Идём в гости. Назад не поедем.

— Ну и хорошо, — отозвался тот. — А то я устал что-то.

Конечно же, мужа нет. В этом можно не сомневаться. А что, если она и впрямь почитательница его газеты? Белокуров чувствовал, как его мощно куда-то несёт.

И вот он уже расплачивается с водителем, и вот он уже поднимается по лестнице её дома на четвёртый этаж, мимо огромного белого кота в чёрных разлапистых пятнах, и тут сильно пахнет мусоропроводом. «А ведь ты трус, Белокуров! — Нет, я просто верен своей жене. — А она отреклась от твоей фамилии. — Это ещё ничего не значит. — А я говорю: значит. — А я говорю: нет!» — разыгралась в душе у Белокурова молниеносная пьеска.

Около двери квартиры Элла несколько замешкалась с извлечением из сумочки ключей. Посмотрела глаза в глаза:

— Белокуров, а вы правда хотели бы меня оцеловать?

— Увы, хотел бы, — ответил он, — и сердце моё разбито.

— А вы можете сейчас сказать моему мужу, что мы с вами любим друг друга и что он должен оставить меня?

— Сказать это --">