Имоджен Кили - Белая мышь

мгновение приблизить конец этого порочного человеконенавистнического режима. Она знала, что ей надлежит бояться, сидеть тихо, держаться подальше от неприятностей и ждать, пока Гитлер и его шайка не потерпят крах, но переполняющая её злоба была сильнее страха, и сидеть тихо было совершенно невозможно.

Пятьдесят. Этот юноша. Этот мальчик, которого просто так взял и убил какой-то оккупант с винтовкой, пришедший захватить и разрушить Старый квартал Марселя. Миг, когда потухли его глаза… Нэнси вышла на улицу и вернулась на базарную площадь, даже не посмотрев на труп. Она никогда его не забудет. Она отцепила велосипед от перил у фонтана, положила свёрток в плетёную корзинку и выкатила его с площади.

Выехав на набережную Средиземного моря, сверкающего под зимним небом, словно драгоценный камень, она сняла перчатку, наклонилась вперёд и провела ногтем с идеальным маникюром по краю газетной обертки, разрезав её, как ножом. В неё была завернута бутылка шампанского Krug 1928 года – именно его заказал Анри в Каннах в тот вечер, когда они познакомились. Нэнси перевернула свёрток надрезом вниз и поехала в фешенебельную часть города, где они с Анри жили с тех пор, как началась война. Шок от только что увиденной смерти молодого человека начинал сходить. Она подняла лицо к небу и подставила его прохладному бризу. Будь прокляты немцы. А раз они повесили на Белую Мышь ценник в сто тысяч франков, значит, она на правильном пути. Столько на чёрном рынке стоят сто бутылок отличного шампанского. За это она бы, пожалуй, выпила, но сейчас нужно ехать домой и одеваться к собственной свадьбе.

2

Из окна гардеробной Анри Фиокка увидел идущую к крыльцу Нэнси. У него сразу отлегло от сердца, и он ощутил знакомую смесь удивления, страха и злости. Даже в день их свадьбы ей понадобилось ехать на задание. Что она везла в этот раз – письма для Сопротивления, поддельные документы для очередного беженца, которому не терпится покинуть Францию, радиодетали для ячеек Сопротивления в Марселе, Каннах, Тулузе? Нэнси всегда куда-то ехала, рискуя жизнью, передавая деньги или сообщения малознакомым людям. Как он это ненавидел. Шаткая, непродуманная система сети Сопротивления вынуждала её доверять незнакомцам сейчас, когда и собственным родственникам доверять нельзя. Анри был патриотом – он, как и Нэнси, ненавидел немцев до белого каления и делил своё богатство и свой стол с любым, кто действовал против врага. Но он от всего сердца молил бога, чтобы ему не пришлось делить с ними жену. Она, казалось, лишена страха с рождения, но Анри это чувство знал. Оно пришло вместе с любовью к ней.

Когда она вошла в дом, он приложил ладонь к окну и шёпотом произнёс её имя. Эта девушка ворвалась в его жизнь, как метеор, и принесла с собой свет, настоящее волшебство и хаос. Он влюбился в неё сразу – без остатка, в первый же вечер, словно бросился с обрыва в леденящие объятия океана, но он не до конца понимал, что нужно от него ей. Он был намного старше, и его жизнь – при всей её роскоши – была намного скучнее её жизни. Через год он понял, что его деньги её не интересуют. Вернее, она тратила их с искренним наслаждением – таким же, с которым погружалась в очередное удовольствие, но она это делала с какой-то детской радостью. Со временем он узнал о несчастливом детстве Нэнси и о том, как в шестнадцать лет она сбежала из Австралии в Америку, а затем в Лондон. О том, что её отчаянное желание отгородиться целым океаном или половиной мира от этого несчастливого детства нашло отражение в животной жажде удовольствий и ярой самодостаточности. Ещё через год Анри понял, что даже Нэнси время от времени нуждается в опоре, и она выбрала его.

Она выбрала его! Это знание наполняло его гордостью.

Сегодня вечером он назовёт её своей женой. Он знал, что даже после свадьбы она продолжит опустошать его кошелёк и безумно рисковать на благо Сопротивления. У него не было иллюзий на этот счёт, но сегодня – хотя бы сегодня вечером – он будет знать, где она. Будет знать, что она принадлежит ему.

– Возможно, мне стоит поговорить с Нэнси, – услышал он за спиной гнусавый голос. – Если она даже в день собственной свадьбы не может вовремя явиться на укладку, может, она и замуж-то выходить не хочет.

Анри оглянулся. На краешке кровати, словно старая цапля, сидела его сестра. В молодости она была симпатичной, несмотря на вытянутое лицо и тонкие губы, но каким-то образом, даже со всем своим богатством, она --">