Светлана Курилович - Жернова судьбы

хозяин, а другой – слуга, так это заведомо так и бывает даже и среди людей, равных по положению.

Ванька учился хорошо, мальчик он был смышлёный и знания впитывал, как губка, но, по увещанию своей матери, женщины, как оказалось, вполне дальновидной, ум свой не демонстрировал, оставляя первое место барчуку и довольствуясь вторыми ролями. В играх тоже главенствовал Саша, но не всегда: Ваньке было тяжело бегать и прыгать, плавать, нырять, лазать по деревьям ниже своих способностей, и порой он обходил своего маленького хозяина. Иногда это было без последствий, а иногда Саша начинал бушевать, и тогда Ваньке влетало от матери, но он не обижался: рано понял своё бесправное положение и не протестовал. А вот Андрей Александрович и Елизавета Владимировна за подобное не наказывали Ваньку никогда, даже если мальчишкам случалось подраться и Саша заявлялся к родителям с разбитой губой или синяком под глазом. «Пусть знает, что надо быть сильным, и храбрым, и умным – быть, а не казаться, – решил Андрей Александрович. – Неважно, кто соперник: крестьянин или вельможа – все мы перед Богом равны».

Ванька, которому никогда не суждено было стать Иваном, вырос в высокого статного русского красавца с ясными серыми глазами, чистой кожей, приветливой улыбкой и копной густых русых волос. Они действительно были похожи как братья, и в полумраке легко можно было принять одного за другого, если запамятовать о том, что Ванька чуть выше и покрепче своего барина, пошире его в плечах.

На исходе четырнадцати лет Ваня остался сиротой; в тот же год Саша потерял отца, и горькие переживания ещё более сблизили отроков. Отношения между ними установились вполне дружеские на первый взгляд, но ни тот ни другой никогда не забывали, кто из них барин, а кто – слуга. А когда они стали юношами, и Саша начал обращать внимание на женский пол, коего в поместье было предостаточно, и пользоваться им, недостатки его характера полезли наружу, и Ваньке порой попадало от хозяина, в основном, для острастки и чтоб знал своё место. Тяжело ему было смиряться с этим, но он всегда помнил наставления матери, старался принимать всё как есть и не роптать на свою долю.

– Лечь спать, говоришь… – остывая пробормотал Саша. – И правда, поздно уже… Ладно, принеси умыться.

Ванька бесшумно исчез, затем так же тихо появился с кувшином воды и полотенцем через плечо. Саша скинул одежду, облачился с его помощью в ночную сорочку, умылся и лёг в широкую, с балдахином, кровать.

– Не хочу я жениться, – почти спокойно сказал он. – Мороки с этими жёнами… А ещё и дети пойдут… Да хорошо, если мальчики, а вдруг девочки? Что с ними делать?

– Ванька! – вдруг воскликнул он.

– Что, мин херц?

– А давай и тебя женим? – мысль эта показалась Саше настолько забавной, что он захихикал. – На этой, на Дуньке-птичнице?

Ванька молчал. Дунька была убогая девушка, она едва могла выговаривать звуки, но всё слышала и была безотказной и безответной. Ванька жалел её и никогда не обижал ни словом, ни делом. Ответить барину ему было нечего.

– Представляешь, немая жена! – продолжал веселиться Саша. – Не ругается, не ворчит, не спорит – загляденье! Что молчишь?

– Дуня – девка хорошая, добрая, но…

– Что – но? Ты, чай, с ней уж побаловался?

– Мин херц, ты шуткуешь надо мной? – тихо спросил Ванька.

Данный разговор был ему очень неприятен. Он пока ещё ни разу не был с девушкой, не влюблялся ни разу, и Саша, прекрасно это зная, никогда не упускал случая потрунить над молочным братом. Он-то вовсю пользовался своим положением: захотел – и взял, барину всё позволено, а попробуй откажи – сильно пожалеешь!

– Ну вот, уже обиделся! – ухмыльнулся Саша. – Ладно, иди спать, завтра что-нибудь придумаем. Да будь рядом: мне, может, квасу захочется!

– Слушаю, мин херц, – Ванька вышел из барских покоев и присел на узенький топчан, тянувшийся вдоль стены. Спать ему не хотелось, гулять – тоже, оставалось сидеть в темноте и вновь раздумывать о своём будущем, которое не радовало.

Пока был в здравии Андрей Александрович, жизнь в поместье была хороша для всех крепостных: никого он не неволил, не наказывал зря, а только по делу; лентяев и озорников не жаловал, ни над кем не куражился. И крестьяне, и дворовые любили и уважали его. Елизавета Владимировна, которую все они звали не иначе как матушкой да государыней, была добра и снисходительна к своим подчинённым, приказы её были всегда разумны, зла --">