Игорь Александрович Минутко - Три жизни: Кибальчич

конституционная монархия. Введение конституции в России — вот чем должна завершиться начавшаяся реформистская деятельность. Но это длительный процесс. Только шаг за шагом возможно претворять его в жизнь. Так втайне мыслили Лорис-Меликов и его сторонники. Они понимали, что неограниченная абсолютная пожизненная власть царя-самодержца ведет к апатии общественной мысли и парализует государственную активность народа. Насколько это губительно для любой политической системы и, в частности, в государстве Российском, становилось все более очевидным даже преданным царю политикам.

Но слово «конституция», прямо или завуалированно повторяющееся в передовых газетах и журналах страны, никогда не произносилось при дворе, а если и произносилось сторонниками Победоносцева, то только в ругательном смысле. Это слово молчаливо обходили в своих разговорах с царем и люди Лорис-Меликова.

Однако шли годы, и в мышлении Александра Второго происходили, хотя и медленно, перемены. Ему хватало наблюдательности и проницательности, чтобы видеть, ощущать недовольство в обществе, особенно студенческой молодежи и образованных кругов, как говорили тогда: в стране росла оппозиция. Надо было что-то предпринимать. Идти дальше, за новыми людьми? Размышляя о продолжении и углублении реформ, царь, может быть, и сам произносил про себя это слово — «конституция», запечатленное в его сознании в виде раскаленных красных букв. Если бы он решился на введение хотя бы начатков конституции сразу после крестьянской, земской и судебной реформ, возможно, историческая судьба России сложилась бы иначе, а сам царь-реформатор избежал бы своего ужасного конца… Но прошло уже почти двадцать пять лет. Впереди был и второй путь — назад, к всяческому укреплению самодержавия, под сень церковных сводов, куда звал обер-прокурор синода. Император трудно, мучительно склонялся к первому пути.

И вот взрыв в Зимнем дворце, четвертое покушение… Граф Лорис-Меликов понимал: царь напуган смертельно. Удобный час для Победоносцева. Что, если император внемлет проповедям этого человека, властного, фанатически сильного в своих убеждениях?

Лорис-Меликов не знал, что царь уже принял решение…

— Так что же нам делать? — повторил свой вопрос Александр Второй.

— Государь! — Голос графа дрожал. — Россия, все сто миллионов ваших подданных, готовы и впредь идти за вами, царем-реформатором, по пути преобразований. Да не остановит нас на этом великом пути кучка лжепророков с динамитом…

— Я и не собираюсь останавливаться на этом пути, — спокойно перебил его Александр Второй. — Мы доведем дело до конца.

И граф Лорис-Меликов физически ощутил, какая тяжесть упала с его плеч.

— Я преклоняюсь перед величием и мужеством вашего величества.

— Но чтобы идти дальше, — сказал царь, — надо покончить с крамолой. Вот я и спрашиваю, что для этого необходимо сделать?

— Прежде всего, государь, подтвердить России, что вы продолжите свою деятельность царя-реформатора. И это подтверждение умиротворит страну. В атмосфере умиротворения нам будет легче при поддержке благомыслящих граждан справиться с крамолой…

— В чем должно выражаться это умиротворение? — в голосе царя звучало нетерпение. — Какие меры потребуются?

«Сейчас, сейчас», — пронеслось в голове Лорис-Меликова.

— Тут есть частности, мелочи. Нужны некоторые послабления, государь. Появилось такое новое выражение: выпустить пар из котла, чтобы он не взорвался.

— Ловко! — хмыкнул Александр Второй, но лицо его стало напряженным.

Теперь граф Лорис-Меликов говорил спокойно и убежденно:

— Чуть-чуть побольше демократии — да не испугает вас это европейское словечко — в высших учебных заведениях: пусть шумят в своих стенах, не страшно. Пожалуй, надо какую-нибудь новую вывеску Третьему отделению. Уж больно непопулярно оно у публики.

— Все это, граф, действительно мелочи, — снова перебил Александр Второй. — Ну а не мелочи?

— Есть несколько вопросов, ваше величество, которые необходимо решать немедленно. — «Пора!» — приказал себе граф Лорис-Меликов. — Податная реформа, дарование прав раскольникам, пересмотр паспортной системы, облегчение крестьянских переселений… Все это уже намечено высочайшею волею вашего величества…

— Ну, ну! В чем дело, граф?

— Государь! Все эти дела остановлены в канцеляриях и всякого рода комиссиях. Здесь, в столице, наши чиновники --">