Сергей Николаевич Болдырев - Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

Сербии и Черногории начали войну против полуфеодального турецкого государства. Но уже летом 1913 года, когда началась дележка освобожденных от турецкого владычества территорий, недавние союзники набросились друг на друга, и опять полилась кровь народная.

Две Балканские войны отняли кормильцев у неисчислимого количества крестьянских и рабочих семей. В первой погиб и брат Георгия Костадин, с тех пор мать надела на голову черный платок и уже не снимала его, а отец, не пережив горя, через год умер. Вторая война принесла новые людские жертвы. Вдобавок Болгария лишилась части освобожденных турецких владений. Это была национальная катастрофа, и письма рабочих по-своему рассказывали о ней. Кто остался без крова, у кого не вернулись с войны сыновья, и мать их от горя потеряла рассудок. Иные должны были бросить ветхие хижины в деревне и, перебиваясь по чужим углам в городе, как это было когда-то и с семьей самого Георгия, искать грошовый заработок на случайных или тяжелых работах в рудниках и шахтах, чтобы только не умереть от голода…

С лестницы послышались глуховатые удары: так могла стучать по деревянным ступенькам лишь палка Деда, на которую он опирался, взбираясь наверх. Георгий встал, открыл дверь и поклонился седобородому старику в темной широкополой шляпе, поднимавшемуся по лестнице. Грузный высокий Благоев — Дед, как его, ветерана и организатора партии, почтительно называли, пожал руку Георгия. Пожатие его было сильным, это был еще крепкий человек. Он опустился на стул и, сняв потертую шляпу и пригладив длинные пепельно-седые волосы, окинул взглядом из-под отяжелевших век стол, заваленный письмами и бумагами, и одобрительно, по болгарскому обычаю из стороны в сторону, покачал головой.

— Отвечаю на письма, ищу в них факты для обвинения нашей «самой патриотической», — Георгий усмехнулся, произнося эти слова, — «самой патриотической» буржуазии.

— Да, нам придется еще крепко повоевать против войны, — сказал Дед, приглаживая свою патриархальную бороду. — Придется повоевать, и не только с нашей буржуазией и нашими оппортунистами…

Он замолк и опустил глаза, устало покачивая большой седой головой.

Георгий настороженно смотрел на Деда, ожидая вопросов. Но Дед молчал. Его изможденное, изрезанное крупными морщинами лицо с высоким и широким, нависшим над глазницами, лбом выглядело усталым и болезненным. Было ясно, какой смысл вкладывал Дед в сказанные им слова: «…не только с нашей буржуазией и нашими оппортунистами». Георгий хорошо помнил, каким потрясением было для старика недавнее письмо Плеханова, полученное через несколько месяцев после начала войны в Европе, когда и без того у всех было тяжко и смутно на душе. Плеханов писал, что в случае поражения России в войне с Германией затормозится наступление революции на востоке Европы и призывал социалистов «во имя революции» стать на сторону Антанты против Тройственного союза. Это означало защиту русского царизма и участие в войне.

Плеханов знал, кому посылает письмо: Дед со студенческих лет, проведенных в России, учился по его статьям, использовал их в своих работах о марксизме. Велико было уважение Деда к учителю: прочтя однажды книгу «Что делать?», подписанную «Ленин», он решил, что незнакомое ему имя автора— это псевдоним Плеханова. Под влиянием «Что делать?» Дед написал свою работу «Оппортунизм или социализм» и использовал из книги определение об одинаковом социально-политическом содержании международного оппортунизма, радуясь тому, как метко и глубоко Плеханов вскрывает сущность и болгарского оппортунизма. В те годы и Георгий тоже читал по ночам «Что делать?» — книгу, странным образом повторяющую заглавие давно полюбившегося романа Чернышевского, и всей душой принимал ее боевой, наступательный тон. Эта книга помогла ему, типографскому рабочему, только что вступившему в социал-демократическую партию, осознать смысл внутрипартийной борьбы и отдать свои политические симпатии тем, кто шел за Благоевым и называл себя «тесными» социалистами в противоположность «широким» — оппортунистам в партии. Через год пятьдесят «тесных» в софийской партийной организации, в том числе и Георгий, откололись от «широких» и создали свою, марксистскую партию. Лишь позднее Георгий узнал, кто такой Ленин, и выяснил, что книга, которую читал от зари до зари при свете керосиновой коптилки, была лишь второй работой, подписанной именем, --">