Сергей Васильевич Панарин - Добрая природа человека (СИ)

доказательств своей неправоты. И я вспомнил тебя, наставник. Я не разглядел ни щепоти страха в твоём образе, оставленном мне годами ученичества. Смотреть в себя я не дерзнул. И не потому, что испугался, нет. Просто время ещё не пришло.

Теперь старик кивнул с явным одобрением. Морщинки вокруг глаз на несколько мгновений стали глубже.

— Так чего ты боишься, учитель? — император наклонился вперёд, проявляя несвойственное себе нетерпение.

Мудрец сложил руки на коленях, открывая ладони императору, и столь же тихо, как и раньше, заговорил:

— Воистину страх движет этим миром, мой сиятельный ученик. Тот же, кто поймёт, что этот мир никуда не движется, избавится от мнимого движителя. Уподобив страх ветру, а мир парусу, мы совершаем непростительную ошибку. Ведь сущее есть и ветер, и парус, и вода, и лодка. Отделяя часть от целого, мы противопоставляем её остальному, сообщая ей боязнь. Трагедия этого света в том, что части забывают о своей принадлежности целому. Мне бояться нечего. Нынешнее моё воплощение завершается, но со мной, слава Небу, не завершается жизнь!

Император сощурился.

— Чего же боюсь я?

— Не стану прибегать к дешёвым хитростям, говоря, что если ты не проник в свою суть, то уж мне она вовсе не видна, — старик возложил руки на колени. — Ты взошёл на трон в двенадцать лет. Это обстоятельство позволило тебе принять правду о Поднебесной постепенно, вырасти, впитывая горечь истины... Грусть томится в наших сердцах. Порядок, который взращивали твои сиятельные предки, медленно, но верно расстраивается. Гармония, построенная ими, звучит тише и тише. Стяжатели-евнухи и честолюбивцы-учёные сломали порядок, империя управляется всё хуже и хуже...

— Что ты говоришь?! — прервал учителя Лин-ди. — Эти речи мостят дорогу к месту твоей казни!

— Мой равный Небу ученик, — казалось, старик даже распрямил спину. — Уж не правды ли ты боишься?

Капли долго стучали по земле, пока император не промолвил:

— Продолжай.

— Мудрость императора вызывает преклонение его скромного слуги... Что ж, мы судим о глубинных явлениях по их внешним проявлениям. Сведущему человеку поволока на роговице больного выдаёт почечный недуг... Вспомни самозванцев, призвавших народ к смуте. Сторонники так называемого Пути великого спокойствия(2) до сих пор будоражат умы крестьян, хотя все лживые пророчества были опровергнуты временем, а вооружённые изменники разбиты непобедимой императорской армией. Поверь мне и найди в своём сердце созвучные догадки: восстание было первым заметным проявлением того, что Поднебесная находится в опасности, и опасность эта кроется отнюдь не вовне.

Учитель и ученик вновь замолчали, и в этот раз тишина, похоже, накапала целое озеро.

— Хорошо, что мы беседуем наедине, — усмехнулся, наконец, Лин-ди. — А то ты наговорил на десять казней. Однако правду не казнишь... Всё чаще я думаю: даже воистину великий муж, отринувший пороки, по-настоящему свободный от богатства и нищеты, способный преодолеть любое давление, не сможет вернуть былую мощь Поднебесной. Куда уж мне... От этой мысли мне становится страшно. Но не за себя, а за страну, которая дана мне Небом... В наказание?.. Отчего ты качаешь головой?

— Прости, сиятельный ученик, старость берёт своё. Мне плохо, голова кружится, и тело отказывается слушаться. Сон овладевает твоим ничтожным слугой... Прости...

Старец медленно повалился на правый бок. Пена, выступившая изо рта, потекла на циновку.

Лин-ди вскочил, опрокидывая свой столик и почти полную чашку чая на дорогие покрывала...

— Учитель!.. — прохрипел император, борясь с внезапной дурнотой.

— Тихо, тихо! Жёлтое Небо станет говорить!

Гул стих, и в Чжана Цзюэ вперились сотни глаз. Крестьяне хотели увидеть и услышать пророка новой империи.

Пророк поправил пропитавшуюся потом повязку из грубой жёлтой материи и начал:

— Братья мои! Недалёк день, когда

--">