Лидия Алексеевна Обухова - Набатное утро

набитый старинными денарами и новенькими гривнами. Даже если шведы, остервенясь, порежут скот и сожгут избу, будущее семьи его не пугало.

Дождавшись на берегу рассвета, расторопный старшина пересчитал между клочьями тумана шведские корабли с обвисшими в безветренном воздухе полосатыми парусами, рассмотрел на ближайшей палубе спящих вповалку ратников со щитами и мечами в изголовьях, прикинул в уме общее число воинства, углядел даже штандарт ярла на головной дракке — и неслышно юркнул в густую ивовую поросль.

Взошедшее солнце застанет верхового гонца уже по пути к Ижорянскому вымолу, где тот спешится, пересядет в быстроходную лодку с гребцами, переплывет озеро Нево, а из «города на волнах» — Ладожской крепости ему помогут, не теряя ни часа, добраться по Волхову до Рюрикова городища, где стоит с дружиною Александр Ярославич. На такой крайний случай дана была старшине княжеская печать с изображением всадника, ее и приложил Пелгусий к своей поспешной грамоте.

Он возвращался домой, отдуваясь, но успокоенный. Водоходство на Руси дело привычное, и князь узнает о вторжении вражеского флота еще до заката следующего дня. Переступив порог избы и старательно поклонившись кресту в красном углу, он сказал с непонятной усмешкой:

— Ну, тороватая хозяйка, застели столешню чистой холстиной. Гостей будем потчевать! Вели резать телка, вари уху и гороховое сочиво. Да пива нацеди. Не позабудь выставить на стол большие мисы и блюда. Не пожалей и чару, князев дар. Пир так пир!

Жена проворчала:

— Ладно им в латке, хорошо и в горшке.

Но перечить не стала, зная, что муж зря не прикажет выставлять дорогую посуду. Сын Диковал понял распоряжения отца иначе. С загоревшимися глазами спросил:

— Неужто против князя на коня сядешь? Со свеями заодно?

Пелгусий собрал на лице хитрые морщины.

— Зла бегаючи, добра не добыти. А ты гони в лес говяду и коней. Да сестру держи при себе! Без моего слова домой не ворочайтесь. За скот спрошу, а за девку вдвое.

Олка сидела за печью, разбирала холсты. Печь топилась по-черному, сложена была грубо и выступала чуть не на пол-избы. Из-за укрытия Олка пискнула, что свеев она еще не видывала... да прикусила язычок. Отец добр-добр, ан и суров!

Шведские шнеки еще не бросили якорей в Невской протоке, как весь Ижорянский посад перекипел суетой и словно вымер. Последнее запоздалое ржание нагруженных коней, изумленное мычание коров потерялись в глубине леса.

Биргер из Бьельбо

Недели за три до того Упсала, столица Свеарике — страны свеев, была пышно разукрашена церковными хоругвями и множеством рыцарских значков, которые трепетали на ветру. Отзванивали колокола; толпы горожан, благородных фрелсисманов и свободных крестьян — бондов, стекались к порту. Отплытие двухсот восьмидесяти кораблей почиталось событием чрезвычайным!

Северная весна уже отплескала зеленоголовым селезнем в озерных проталинах; стаял без следа снег в ущельях, июльское тепло снизошло на шведскую землю.

И красива же казалась в тот день синяя гладь, испещренная косыми парусами в желтых и черных полосах! Отвагой дышали корабли. Дубовые доски для них подбирались одна к одной, без сучка и древоточины, выдерживались в темноте по нескольку лет, пока не приобретали крепость железа; пазы затыкались прядями белого льна, а палубы обшивались тюленьими шкурами. Удальцами выглядели и шведские воины, натянувшие поверх кафтанов из бычьей кожи еще и кольчуги с железными юбочками, а рогатые шлемы пристегнувшие ремешком...

Толпа жадно глазела на короля Эриха Эриксона, пожелавшего проводить славного морехода Ульфа Фаси, командира флотилии, а более того своего зятя ярла Биргера из Бьельбо, возглавлявшего поход. По причине хромоты король ехал в карете, на мягких подушках. По одну руку от него сидела сестра — принцесса Ингерда, жена Биргера, а по другую — насупленный мальчик, разодетый в цветное фландрское сукно, наследник трона Вальдемар, первенец Ингерды и ярла. Чтобы народ видел, в каком согласии пребывает королевское семейство, Ингерда вложила упиравшуюся изо всех сил ручонку сына в потные расслабленные пальцы короля и не только улыбалась направо и налево узким набеленным лицом, но и щедро сыпала в толпу горстями монеты.

Сам ярл ехал на статном жеребце в седле из багдадского сафьяна, покрыв мощный конский круп, будто попоной, длиннополым плащом. --">