Евгений Андреевич Салиас - Аракчеевский сынок

Авдотья приблизилась.

— Садись.

— Что же… Я и так… — проговорила мамка, как бывало всегда, и все с той же интонацией.

— Садись, дура! — воскликнул Шумский с нетерпеньем.

Авдотья села на стул против своего питомца. Шумский стал глядеть ей в лицо упорно, тревожными глазами, но Авдотья не могла видеть этого взгляда, так как при наступавших сумерках в комнате становилось совершенно темно.

— Авдотья, ты недавно сказала Пашуте, — дрогнувшим голосом проговорил Шумский, — что я не сын Аракчеева… а чужой ему. Подкидыш.

Женщина ахнула и замерла… Наступило молчанье.

— Сказала это — ты… Я знаю. И ты меня убила. Я не живой теперь… Пашута разгласила это на всю столицу. Говори же теперь… Откуда я? Где меня Настасья достала? Ты это знаешь…

— Михаил Андреевич… — вымолвила Авдотья, но голос ее так задрожал, что она не могла говорить.

— Говори, откуда меня раздобыла? Чей я сын?

— Я же… Ей-Богу… Я… Помилосердуй! — через силу произнесла Авдотья и начала всхлипывать.

— Слушай же, глупая баба… Пойми хоть раз в жизни, что не все же на свете шутки да прибаутки. Пойми, что если ты мне не скажешь сейчас всей правды, все что ты знаешь, то я тут же при тебе застрелюсь. Не веришь, я пистолет вот достану. Выпалить в башку недолго.

Авдотья начала громко рыдать и тряслась всем телом.

— Грузинский я парнишка? С деревни, что ль. Краденый, купленный… Говори!

— Грузинский, — прорыдала Авдотья и начала почти стонать.

— Полно реветь белугой! — грозно, но хрипливо от спазмы, схватившей горло, произнес Шумский. — Не до того теперь… Отец мой кто? Хам, лакей, мужик…

— Михаил Андреевич, Господь видит. Я же не могу… Я же…

— А?! Тебе надо, стало быть, пример примерить! — вымолвил Шумский и быстро поднявшись с места, он взял со стола пистолет, вынутый из ящика еще с утра, и перейдя снова, сел перед мамкой, держа его в руках. Он знал, что пистолет не заряжен и эта комедия была досадна ему самому.

— Говори. Кто мой отец? Мужик?

— Мужик, — с отчаяньем произнесла Авдотья, хватая себя за голову руками.

— Жив он?

Авдотья ответила, но от всхлипыванья ее нельзя было разобрать слов.

— Жив или умер?!

— Помер… Давно…

— А мать.?..

— Михаил Андреевич, Господа ради…

— Мать жива? — крикнул вдруг Шумский громовым голосом.

— Жи-ва! — с усилием произнесла Авдотья.

— Кто ж она? — задыхаясь от волненья, произнес он.

— Ох, не могу… Не знаю… Никогда я не скажу.

— Не скажешь. На, вот гляди!..

И Шумский, не поднимая даже курка, приставил пистолет себе к лицу.

— Сейчас мертвый буду, шалая баба. Говори! Кто мать?!

Авдотья простонала и вдруг повалилась со стула Шумскому в ноги, хватаясь за его колени.

— Говори! Ничем не возьмешь. Говори!

— Я же… Я…

— Говори! — вне себя крикнул Шумский, ухватив Авдотью за плечо и с силой потрясая ее.

— Ох, да я же… Пойми…

— Не хочешь. Ладно же! Сейчас и готово!

Шумский взвел и щелкнул курком. Авдотья с безумным криком схватилась за пистолет руками.

— Да я же!.. Мой ты!.. Мой!..

Шумский молча пригнулся к женщине и выронил пистолет из рук.

— Что?!. — едва слышно шепнул он.

Авдотья рыдала, положив голову на его колени.

— Твой?.. Я твой… Ты моя… Моя ты…

Но слово «мать» не сходило с языка. Шумский смолк и дрожал всем телом.

— Ты моя мать? Ты? — выговорил он, наконец, задохнувшись.

— Я… я…

Он откачнулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и тяжело простонал.

— Господи! Да что же это?..

И после гробового молчания, длившегося несколько мгновений, он вдруг зарыдал, как ребенок, страстно, горько, но также беспомощно, как и его мамка… его мать.

Примечания

1

(обратно)

2

(обратно)

3

(обратно)

4

(обратно)

5

(обратно)

6

(обратно)

7

(обратно)

8

(обратно)

9

(обратно)

10

(обратно)

11

12