Мазер де Латюд - В тисках Бастилии

хоть одно слово в ее защиту.

Однажды, в апреле 1749 года, я находился в Тюильрийском саду. На скамейке рядом со мной сидели два человека, резко выражавшие свое негодование по поводу поведения маркизы Помпадур. Огонь гнева, горевший в их сердцах, воспламенил мой ум, и у меня мгновенно мелькнула мысль о том, что я, кажется, нашел способ повернуть в мою сторону колесо фортуны. «А что, — подумал я, — если донести фаворитке короля о том, какого о ней мнения народ? Конечно, я не сообщу ей ничего нового, но может быть она оценит мое усердие и из благодарности заинтересуется моей судьбой?»

Я насыпал в маленькую коробочку немного совершенно безвредного порошка и, отправив эту посылку по почте маркизе Помпадур, помчался вслед затем в Версаль. Здесь я передал всесильной фаворитке содержание разговора, который вели между собой двое незнакомцев в Тюильрийском саду, и красноречиво описал ей их спор о том, кому из них должна принадлежать честь освободить Францию от ужасной куртизанки. Я прибавил, что проследил обоих злоумышленников до главной почты, куда они понесли какой-то пакетик, содержавший вероятно какой-нибудь тонкий яд, предназначавшийся без сомнения для маркизы.

Первым движением королевской фаворитки было выразить мне ее искреннюю признательность и сунуть кошелек с золотом. Но я отклонил подарок, заявив, что надеюсь на награду, более достойную и ее и меня — французского дворянина, преисполненного глубокого к ней расположения.

Подозрительная и недоверчивая, как и все тираны, маркиза захотела взглянуть на мой почерк и, под предлогом — не забыть мой адрес, заставила меня сесть за письменный стол и записать на листе бумаги улицу и дом, где я жил в Париже. Охвативший меня восторг при виде успеха моего плана и живость моего характера помешали мне разглядеть ловушку: я не сообразил, что оба адреса, написанные одной и той же рукой, выдадут меня с головой, как только фаворитка их сверит… Я весело вернулся домой, радуясь удаче моей хитрости и рисуя себе восхитительную жизнь, которая ждала меня в ближайшем будущем…

Тем временем маркиза Помпадур получила посылку. Она немедленно испробовала заключавшийся в ней порошок на разных животных и убедилась в его безвредности. Взглянув затем на оба почерка и установив без труда, что они принадлежали одному и тому же человеку, она сочла себя кровно оскорбленной и приказала расправиться со мной самым безжалостным образом, усмотрев в моем поступке не легкомысленную шутку, а тяжкое преступление.

1 мая, когда я все еще предавался сладким мечтам, полицейский офицер Сенмарк, явившийся в сопровождении нескольких стрелков, сбросил меня с облаков на землю. Я жил тогда в меблированных комнатах и одной из самых глухих улиц Парижа. Меня грубо усадили в фиакр и около восьми часов вечера доставили в Бастилию.

Меня ввели в низкое, полутемное помещение, в так называемый «приемный зал», где меня ждали все чины тюремной администрации. Меня обыскали с ног до головы, сняли с меня одежду и отняли все, что я имел при себе: деньги, драгоценности и документы. Затем меня облачили в грязные, отвратительные лохмотья, пропитанные без сомнения слезами многих других узников этого страшного замка…

Эта церемония, заимствованная у инквизиции, называлась в Бастилии «встречей арестованного». Меня заставили собственноручно отметить в книге день и час моего прибытия в тюрьму, после чего отвели в крохотную камеру, находившуюся в угловой башне. С глухим стуком закрылись за мной две толстые двери, и я остался один, не зная, в чем была моя вина и что ждало меня в дальнейшем.

Утром ко мне явился для допроса полицейский следователь Берье. Его доброта и мягкое обращение внушили мне доверие. В отличие от других королевских чиновников, он руководился в своей деятельности не пристрастием и злобой, а велениями сердца и долга. Такой человек был положительно не на месте при дворе маркизы…

Я не скрыл от Берье ни своего поступка, ни цели, которую я им преследовал. Мое чистосердечное признание ему понравилось. Он заявил, что считает мою выходку необдуманной и вполне поэтому извинительной шалостью юности, заслуживавшей лишь самого легкого наказания.

Он обещал поговорить обо мне с маркизой и добиться моего освобождения. Но злая женщина слишком любила мстить даже за малейшие обиды, а Берье был слишком слабоволен и уступчив, чтобы тронуть ее своими просьбами. Он ничего не --">