Ярослав Ивашкевич - Красные щиты. Мать Иоанна от ангелов

королей, пришельцу из дальних краев. На призыв рога приплыла из ближнего залива лодка, перевозчик низко поклонился князю, а когда все уселись, князь приказал везти их к монастырю святого Бартоломея. Да и куда еще тут можно было ехать? На берегах этого большого озера люди жили только в одном месте. Лодка скользила по поверхности вод, а те чуть колыхались большими, широкими валами. На их откосах порой виднелись плывущие парами, а то и по трое, по четверо дикие утки. Перевозчик равномерно опускал и поднимал весла. Тэли перегнулся через борт и погрузил руку в воду. Оказалась она холодней, чем он думал, и из малахитовых ее глубин на него глянули опрокинутые заснеженные зубцы гор. Мальчик невольно посмотрел вверх. Тумана уже не было.

Князь с улыбкой обернулся к Лестко:

— Киев помнишь?

Лестко кивнул. Взгляды рыцаря и оруженосца встретились; словно веселая молния промелькнула между ними, и Тэли тоже стало радостно, хоть никогда не видал он днепровских вод, что припомнились князю на этом немецком озере, ни далекого Киева и его приземистых храмов с луковками куполов. Но вскоре они приметили на берегу как раз такой храм, совсем невысокий — а может, он только казался низким рядом с величественными стенами гор. Четыре гонтовых купола венчали округлые белые стены. Странно было глядеть на эту затерянную среди гор церквушку, и думалось, нет на земле лучшего места, чтобы возносить хвалы господу, чем этот уголок меж зелеными водами и белыми вершинами. Позади церковки стоял срубленный из лиственничных бревен монастырь, низкое, древнее строение, которое поблескивало оконцами, будто глазами, и через настежь распахнутые ворота словно вдыхало прохладный горный воздух. Кучка людей в серых плащах спускалась от монастыря к крохотному причалу.

Князь Генрих, против ожидания, не застал в обители своего опекуна некогда ближайшего советника его матери, княгини Саломеи, — преподобного Оттона фон Штуццелингена, который, как сказали князю в Зальцбурге у епископа Эбергарда, несколько месяцев жил в обители над Королевским озером, наводя порядок в монастырских владениях. Но печальные вести из Бамберга, где по пути из Святой земли остановился кесарь, и тревожное положение в империи заставили монаха покинуть тихую обитель. Он направился в Швабию, в Цвифальтен, надеясь выведать там у неких влиятельных особ, как идут приготовления к походу кесаря на Краковское княжество, на братьев кесарева зятя, Пястовичей{5}, слишком уж своевольно хозяйничавших в Польше. Ведь завещанием княгини Саломеи оному фон Штуццелингену была поручена духовная опека над ее потомством; ему надлежало следить, чтобы ее сыновей и дочерей (а семейка была немалая) никто не обижал, не грабил их земель и не покушался на их права.

Все это поведал путешественникам немолодой почтенный монах по имени Крезус, когда они, уже в полдень, сидели над озером и любовались солнечными бликами на бархатисто-зеленой воде. Целое утро молились они в темной церквушке. Князь Генрих, преклонив колена на деревянном полу перед алтарем, слушал пение монахов. В открытые оконца глядело голубое небо, иногда по нему пролетали птицы. Струился морозный запах талого снега, смешиваясь с потоками теплого воздуха; скрытые в боковых приделах иноки тянули нескончаемые псалмы и молитвы, хотя служба в алтаре давно прекратилась. Тэли, привыкший к тому, как поют в Зальцбурге, внимательно слушал, сжимая рукой виолу — он носил ее в широком рукаве своего темного кафтанчика. Здешние монахи пели иначе, хоры перекликались не так, как в соборе у епископа. Пели они размеренно, но по-ученому: то одна половина хора отвечала другой на тех же нотах, то они будто вступали в состязание не успеет один хор докончить стих, как запевает другой, повторяя этот же стих. Однако пение получалось стройное, благолепное. Лестко, стоя на одном колене у стены, все оборачивался украдкой к распахнутым дверям церкви. За ними виднелись горы, кусочек озера и небо, то самое небо, что всегда, но теперь, в проеме потемневших от времени бревенчатых дверей, оно казалось Лестко совсем другим. В церкви слегка пахло ладаном, и куда сильней горами. Лестко дернул Тэли за рукав, показал на дверь:

— Смотри, на озере целая стая уток!

Тэли не разглядел уток, глаза у него были не такие зоркие. Но и его пленила эта зелено-бело-голубая картина в темной рамке дверей.

— Как тут красиво… — сказал он и прибавил: — Поют.

Князь Генрих, --">