Яркий свет мартовского солнца слепит. Речка Сишка вскрылась у берегов и стремится под потемневшим льдом туда, где она за лесистыми холмами впадает в Волгу. Распахнув зипуны, несколько пареньков из сельца Есемово, вместе с барскими сынками, что взамен лапоточков носят сморщенные тупоносые сапожата, пригнали лошадей на водопой. Лошади, исхудавшие за зиму, стоят несмело на берегу, расставив тонкие с толстыми коленками ноги. Ребята их понукают: «Ну, чего уперлись, как вкопанные, идолы непроворотливые (повторяют словесные приемы взрослых селян)»… А кругом оглушительный щебет воробьев и синиц, вороний надсадный грай и воздушное кувырканье над самой речкой пары белобоких, длиннохвостых сорок… Разрывчатой струйкой скатываются серебристые шарики с повети избяных крыш. Весело, но рано еще. Даже дьячок Кузя не брякал в тощий колокол старой Никольской церкви. Не скрипели горлом у себя в сарае голодные гуси, завидев Малашку, приносившую им по утрам овёс с мятым горохом. Но что там стряслось?

– Баринок Саня, да баринок Никола, да баринок Петруша, батюшка домой кличет, – донесся сипатый спросонья призыв дворового посланца Ерохи, оскальзывавшегося на протоптанной к реке дорожке.

Сыновья барина Никиты Степановича Сеславина тотчас, без промедления, поднялись за Ерошкой к находившемуся на значительном возвышении деревянному одноэтажному строению, потемневшему от времени и непогоды, с подслеповатыми оконцами, с крышей, крытой осиновой дранкой. Это и был барский дом.

У крыльца стояла покарябанная, с мокрым боком, простая кибитка, – не какая-нибудь выписная^[1]. Две лошади, запряженные в кибитку, кивали головами, фыркали. Лошади со станции, почтовые, сытые. А на самом крыльце Никита Степанович в вязанной кацавейке, без шапки встречал своего брата, офицера, служившего в Гатчине, в Михайловском замке цесаревича Павла Петровича. Гатчинский офицер-артиллерист выхлопотал для племянников места на казенный кошт в Артиллерийский и Инженерный шляхетский корпус. Сам цесаревич сей корпус опекает лично и часто его навещает.

– Ну, слава тебе, Господи, – говорил Никита Степанович, обнимая брата и радушно пропуская его в сени. – А вон и сами будущие господа кадеты пожаловали.

Рослые и миловидные сыновья Никиты Степановича (а их было пятеро) производили приятное впечатление на знакомых, а впоследствии на непосредственное своё начальство по шляхетскому корпусу и при дальнейшей военной службе. Особенно выделялся статью и красотой Александр, кудрявый, с яркими глазами, необычайно стройный, подвижный и сильный, несмотря на еще детский возраст.

Мелкопоместный владелец сельца Есемово Никита Степанович имел в собственности всего двадцать душ крепостных, однако был уважаем окрестным дворянством, а потому определился по выходе в отставку городничим ближнего городка Ржева. За городничество свое он получал небольшое жалованье. А все-таки оплачивать обучение сыновей в столь прославленном военном училище, каким являлся упомянутый шляхетский корпус, было ему не под силу. И тут благоволение цесаревича Павла Петровича к своему старому служаке (брату Никиты Степановича) заменило титулы и богатство большинства остальных кадетов. Сеславины обучались бесплатно.

Росли еще шестеро сестричек, находившихся под пристальной опекой матушки Агапии Петровны. По сути, несомненные бесприданницы. Но супруга Никиты Степановича тщилась и их судьбу решить счастливо, надеясь на хорошенькие личики дочерей и политесное воспитание, куда входили изящные манеры, умение танцевать экосез, игра на старых разбитых клавикордах да, разумеется, сносное лепетание по-французски. А сам Никита Степанович, будучи городничим, большое внимание уделял своей бедной деревеньке, трезво и кропотливо хозяйствуя, но сколько-нибудь значительных средств от нее не имел, хотя и к «недостаточным» помещикам не причислялся.

– Вот отобедуем и с Божьей помощью двинемся в Петербург, благо дороги еще не развезло, – говорил он. – Ночью мороз крепко прихватывает.

После обеда быстро собрались (гатчинский офицер торопился) и в двух кибитках повезли Петра, Сашу и Николку для приобщения к казенной судьбе будущих защитников Богом венчанной императрицы и православного отечества. Двое младших пока остались. Никита Степанович тоже поехал, захватив с собой «дядек» из дворни для услужения будущим офицерам.

Столбовая дорога была пока твердая, хорошо раскатанная --">