Михаил Никитич Ишков - Адриан. Золотой полдень

недаром зовет тебя. Требуй место в сенате, требуй должность наместника. Требуй то, требуй это. Одним словом, не будь размазней, водится за тобой, Ларций, такой порок. Не в меру ты, префект, строптив, порой не воздержан на язык, гибкости не хватает.

Требуй! Выпрашивай! Моли! Хватай удачу!..

От подобных наставлений Ларций совсем загрустил. Пятьдесят лет прожил, каков есть, таков есть. Другое беспокоило — в приказе ни единого слова о возможном задании или назначении. Сингулярий, приглашенный в дом, тоже ничем порадовать не смог. Заявил, что префект гвардейской конницы Квинт Марций Турбон вызвал его, спросил, знаком ли ему прежний префект Корнелий Лонг? Гвардеец кивнул, сказал, что воевал под его командой в Дакии. Тогда Турбон приказал ему явиться в преторий, к вольноотпущеннику императора Ликорме. Там ему вручили пакет, изрядную сумму денег и приказали мчаться в Рим посуху. Что, как, зачем — никто не подсказал, даже Турбон был в неведении. Ликорма, конечно, знал, но известить не соизволил.

Делать было нечего, следовало готовиться к отъезду, а посетители все шли и шли. После полуночи, когда, казалось, поток доброжелателей окончательно иссяк, явился последний гость.

Ларций уже готовился ко сну. Зия, его радость и горе, заплетала косу. В тот момент в дверь поскреблись.

— Кто? — спросил хозяин. В его голосе ясно слышалась досада.

Снаружи послышался робкий старческий голос.

— Это я, господин.

Прокуратор? Главный распорядитель в доме?.. Ему‑то что надо?

Когда Ларций отворил дверь и с грозным видом шагнул в коридор, прокуратор от страха едва не лишился чувств.

— Зачем скребешься, старик? — гневно спросил хозяин. — Что тебя не спится?

Зия оставила косу, повернула голову и с брезгливым любопытством глянула в сторону двери.

— Прости, господин. Спальник не отважился побеспокоить тебя. Сказал, сам ступай, если такой смелый.

Ларций с нескрываемым раздражением спросил.

— Говори толком, что случилось? Стоит ли дело того, чтобы стучать в дверь, когда я готовлюсь ко сну?

— Мне показалось, стоит, господин. Верю, ты не прикажешь подвергнуть меня, старика, позорному бичеванию? Однажды Лупа уже приходил к нам заполночь…

— Кто?! — изумился хозяин.

— Да, господин, это опять он, дакский строптивец. Он потребовал разбудить тебя. Сказал, что это очень важно.

Зия, сидевшая на постели, обнаженная до пояса, подала голос.

— Сейчас не время, старик. Гони его прочь!

— Кого? — засмеялся прокуратор. — Аквилия Регула Люпусиана? Любимчика Адриана? Одного из первых богачей Рима?

— Нам дела нет до его богатств, добытых нечестным путем! — повысила голос Зия.

— Кому это нам, женщина? — спросил старик.

Ларций не выдержал, приказал наложнице.

— Помолчи, — потом задумчиво добавил. — Лупа, говоришь?.. Что ему надо?

— Он не сказал. Пояснил только, что дело срочное, отлагательства не терпит.

— Хорошо, проводи его кабинет. Разбуди Эвтерма, пусть присутствует.

— А я? — капризно напомнила о себе Зия.

— А ты ложись спать.

Женщина поджала губки.

Этот визит неприятно взбудоражил префекта. Давненько Лупа не навещал его дом. Когда‑то парень числился рабом Лонга, потом префект продал его сенатору Марку Аквилию Регулу, который обезобразил ему лицо. Затем случилось чудо — Регул воспылал необычайной любовью к искалеченному рабу, дал вольную и, что уже совсем невероятно, усыновил его и завещал свое состояние. Лупа стал именоваться Аквилием Регулом Люпусианом. Как ему это удалось, в Риме не спрашивали, однако публично обвинить любимчика самого Публия Адриана в убийстве и попытаться отобрать у него наследство сенатора никто не осмелился.

В последний раз Лупа тоже явился заполночь.

В ту пору они поддерживали доверительные отношения. Причиной была скончавшаяся жена Ларция Волусия, его личный раб Эвтерм и вообще — обстановка в доме, напоминавшая Люпусиану о юности, когда его, молодого мальчишку, взятого в плен в Дакии, Лонг спас от смерти, а Эвтерм от раздробления костей и других жутких пыток, которые ждали его в доме Регула, одного из самых гнусных доносчиков Рима. Только Лонгу и Эвтерму новоявленный богач позволял называть себя Лупой или «волчонком».

Ларций появился, когда Лупа и Эвтерм уже были в кабинете. Гость и раб держали друг друга за руки, видно, только успели поздороваться. В глазах у них стояли слезы.

Эвтерм посетовал, что --">