Лью Уоллес - Бен-Гур

Человек, как стало теперь видно, обладал идеальными пропорциями, будучи не столь высоким, сколь сильным. Ослабив шелковый шнур, который удерживал на голове куфи, он убрал складки назад, так что открылось темное, почти как у негра, лицо, но широкий низкий лоб, орлиный нос и чуть приподнятые внешние углы глаз, а также жесткие прямые с металлическим блеском волосы, падающие на плечи множеством косиц, не оставляли сомнений в происхождении: так выглядели фараоны и последние Птолемеи, так выглядел Мизраим, отец египетской расы. На нем был камис — белая бумажная рубаха с узкими рукавами, открытая впереди и достигающая лодыжек внизу, расшитая по подолу и вороту. Сверху был наброшен коричневый шерстяной плащ, называемый сейчас, как, вероятно, и в те времена, аба. На ногах его были сандалии с ремнями из мягкой кожи. Но что наиболее примечательно для пустыни, где охотятся леопарды, львы и столь же хищные люди, — у него не было никакого оружия, даже палки с крючком, какой погоняют верблюдов; отсюда мы можем, по крайней мере, заключить, что цель его была мирной и что он либо безрассудно смел, либо находится под необычайной защитой.

Руки и ноги путника затекли, и он разминал их, обходя своего верного слугу, прикрывшего глаза и жующего жвачку. То и дело при новом круге он останавливался и, приложив руку козырьком к глазам, изучал пустынные дали, а всякий раз, когда осмотр был закончен, лицо выражало недоумение, легкое, но достаточное для проницательного наблюдателя, чтобы догадаться об ожидающемся обществе. Что должно было еще увеличить желание узнать, какое дело могло потребовать встречи в столь глухом месте.

Однако незнакомец, если судить по его действиям, не сомневался в том, что общество прибудет. Прежде всего он промыл водой из маленького меха глаза, морду и ноздри верблюда, затем достал круглый кусок полосатой материи, связку прутьев и толстый стебель тростника, оказавшийся хитроумным приспособлением из вложенных один в другой меньших стеблей, которые превратились в центральную стойку шатра. Когда шест был установлен и окружен прутьями, он натянул на них ткань и оказался буквально у себя дома — дом этот был гораздо меньше, чем у эмира или шейха, но во всех прочих отношениях являлся точной их копией. Затем был извлечен небольшой квадратный ковер и расстелен в шатре со стороны солнца. Сделав все это, незнакомец достал и бросил в мешок под мордой верблюда горсть бобов, убедился, что добрый слуга занялся пищей, и снова осмотрел мир песка.

— Они придут, — сказал он спокойно. — Их ведет тот же, кто привел меня. Я закончу приготовления.

Из ящиков появились сплетенные из пальмовых листьев блюда, вино в маленьких бурдюках, сушеная и копченая баранина, шами, или сирийские гранаты без косточек, финики из Эль Шелеби, сыр, как Давидовы «ломти молока», и дрожжевой хлеб из городской пекарни — все это было расставлено на ковре. Завершили сервировку три шелковых салфетки, которыми хорошие хозяева на Востоке укрывают колени гостей за трапезой — последнее обстоятельство позволяло определить ожидающееся число персон на преполагаемый обед.

Все было готово. Он вышел из шатра — вот оно! На востоке возникло темное пятнышко. Египтянин врос ногами в песок, и по коже его пробежала дрожь, как от прикосновения чего-то сверхъестественного. Пятнышко росло, стало величиной с руку, приобрело форму. Вскоре уже можно было разглядеть точную копию белого дромадера, несущего худах — индостанскую беседку для путешествий.

— Велик Бог! — воскликнул египтянин с глазами полными слез и объятой священным ужасом душой.

Путник приблизился и остановился. Он тоже, казалось, очнулся от сна. Увидев лежащего верблюда, шатер и человека в молитвенной позе у дверей, он скрестил руки, наклонил голову и молча помолился, после чего спустился на песок и пошел к египтянину. Мгновение они смотрели друг на друга, затем обнялись, то есть каждый положил правую руку на плечо, а левую — на пояс другого и коснулся подбородком сначала левой, потом правой стороны его груди.

— Мир тебе, слуга истинного Бога! — сказал незнакомец.

— И тебе, брат в истинной вере! Мир и добрый прием, — с трепетом ответил египтянин.

Прибывший был высок и худ, с сухим, цвета среднего между корицей и бронзой, лицом, глубоко запавшими глазами, белыми волосами и бородой. Он, как и первый, был безоружен. Костюм его был индостанский: поверх маленькой шапочки обвита в --">