Аб Мише - Гитлер, Сталин и евреи

сравнительно недавнее время, порой принужденные к этому кровавым насилием. Можно было бы сказать, что они «дурно христианизованы»; под тонким покровом христианства они остались все теми же многобожными язычниками, какими были их предки. Они еще не преодолели своей враждебности к новой, навязанной им религии, и вот они проецируют ее на тот источник, откуда христианство к ним пришло... Ненависть к иудаизму в основе своей есть ненависть к христианству, и неудивительно, что в немецкой национал-социалистической революции тесная связь между этими двумя монотеистическими религиями нашла столь откровенное выражение во враждебном обращении с обеими» [цит. по 15, 456-7].

По определению Гитлера, евреи – бациллы, разлагающие здоровый мир, чума, сифилис. Христианство, замутившее лучезарность язычества, – порождение еврейского духа. От них и Французская революция с её равенством, либерализмом и демократией, и капитализм (Иосиф – первый капиталист), и большевизм (Моисей – первый большевик). Всё это – еврейский путь, описанный в «Протоколах сионских мудрецов», почитаемых Гитлером. Он вторил «Протоколам»  в своей рукописи 1928 г. (издана в 1961 г.): «Окончательной целью   еврейства    является...  понижение  расового  уровня высокоразвитых народов...»» [16]. В книге «Моя борьба» (Мюнхен, 1924 г.) Гитлер определил себя в Спасители:  «Если бы еврею с помощью его марксистского символа веры удалось одержать победу над народами мира, его корона стала бы венцом на могиле всего человечества. Тогда наша планета, как было с ней миллионы лет назад, носилась бы в эфире, опять безлюдная и пустая... Ныне я уверен, что действую вполне в духе творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я борюсь за дело божие» [17].

Николай Бердяев заметил о евреях: «Этот народ был унижен другими народами, и он себя компенсирует сознанием избранности и своей высокой миссии. Так и германский народ, униженный в течение ряда лет после войны [Первой мировой], компенсирует себя тем сознанием, что он высшая раса и призван господствовать над миром» [18].

(Доведись Гитлеру прочесть бердяевское сравнение немцев с евреями – очень огорчился бы фюрер. Тем более, что Бердяев – русский, а этих «недочеловеков» Гитлер не жаловал).

Гитлеровская борьба с евреями «за дело божие» не ограничивалась реальностью, уж если они исчадия ада, то и борьба с ними перехлёстывает в сферы сакральные, мистические – становится потребен соответствующий инструментарий. Гитлер преклонялся перед мифическим атрибутом казни Христа, «копьём Лонгина», которым римский воин проткнул умирающего на кресте Христа, - «Копьём Судьбы, Копьём Власти» по уверению мистиков: владелец его, говорили, «возьмет судьбу мира в свои руки для свершения Добра и Зла». Копьё Лонгина фигурировало в опере «Парсифаль» обожаемого Гитлером Рихарда Вагнера. Захватив Вену в 1938 г., Гитлер на два часа уединился в музейном зале, где хранилось копьё, – ходили и ходят разговоры, что именно тогда он и решился начать Вторую мировую войну. Перемещение копья из Вены в нацистскую цитадель Нюрнберг Гитлер сделал народным праздником.

Гитлер мог отвергать церковь, мог по-разному относиться к магам и ясновидцам, одних гоня, а других приближая, но не могли не подпитывать его сознание и детство под рукой религиозной матушки, и  европейская мода двадцатого века, когда в Берлине вещали тысячи экстрасенсов, и склонное к мистике окружение вроде друга Гесса, или вождя гитлеровской гвардии - СС Гиммлера, или астролога Крафта. Вернее же всего, пожалуй, Гитлера куражила его невероятная власть над толпой, над любым другим вожаком, да ещё и убеждение, что на нём невиданная доселе задача создания нового мира – идеальной пирамиды рас – как тут было ему не проникнуться ощущением своего сверхчеловеческого величия? Друг молодого Гитлера А. Кубичек вспоминал, как он, возбудясь от музыки Р. Вагнера, «начал говорить о задании, которое однажды получит от народа, чтобы вывести его из рабства, об особой миссии, которая будет на него возложена» [цит. по 19].

Хватало и подсказок. Из головы Гитлера не шли фронтовые воспоминания прошлой войны, Первой мировой.  Он сидел с однополчанами у костра, вдруг кольнула нужда отойти в сторону, он сделал десятка два шагов, и за спиной ухнуло: шальной снаряд угодил в костёр, всех разметало кусками, его одного судьба сохранила – для чего? Чудесным представлялось и прозрение в госпитале после --">