Дороти Даннет - Весна Византии

амазонка, верно? Жаль, что вы не видели, как Джон Легрант обустроил все на острове в Керасусе, где прежде жили гарпии, те самые птицы, что убивали своими перьями. Перья и изумруды… Турки и близко боялись к нему подойти… ― Он говорил на чистейшем тосканском наречии, как всегда, когда хотел, чтобы его услышали.

― Знаю.

― Ну, разумеется…

Николас стянул дублет через голову и бросил его на пол у входа в спальню, а затем, переступив порог, принялся расстегивать пурпуэн. Внезапно пальцы перестали ему повиноваться.

― Позволь мне, ― попросила Виоланта, обернувшись, но так и не сделала ни шагу навстречу.

* * *

Священник ее предупреждал, ― но все же сил ей едва хватило, чтобы это выдержать. Наслаждение совершенно особого рода…

Виоланта сохранила его в памяти.

К утру гость наконец забылся сном на широкой постели, лицом к окну, и как можно дальше от женщины. Она же так и не сомкнула глаз, глядя на Николаса и размышляя о чем-то своем.

Его разбудили колокола. Едва ли фламандец сразу вспомнил, где он, и с кем. С постели он шагнул прямо к окну, словно перезвон притягивал его, ― по пути прихватив с полу и накинув на плечи ночную сорочку Виоланты. Она знала голоса всех венецианских колоколов… наверняка, скоро и он выучит их наизусть. В утренней тишине удары металла о металл отдавались так гулко, словно стремились навечно запечатлеть в звуке все деяния прошлой ночи. Сильные, неравномерные удары, то частые, то редкие, то близкие, то далекие, едва слышные, ― точно перезвон молотов подгорных гномов… Запах ладана проникал в распахнутое окно.

― Восстанем же, ибо явился владыка дома сего… ― Таковы были единственные слова Николаса. Но произнес ли он их с вызовом, насмешкой, смирением или страхом, никто бы не смог сказать, ибо голос фламандца звучал чуть слышно, и его заглушил колокольный звон.

--">