Даниэль Мусеевич Клугер - Волчонок

винный погреб? Дай ему побольше золота, пусть купит. Скажи, что царь когда-нибудь будет его гостем.

— Слушаюсь, царь.

— Дай им всем больше денег. Дай им вдвое против того, что я обещал.

— Слушаюсь, царь.

Митридат некоторое время молчал, разглядывая кубок.

— Синопа… — прошептал он. — Синопа… Семь лет… — Он посмотрел на Диофанта… — А ты постарел, Диофант.

— Время идет, — усмехнулся Диофант.

— Время идет, — задумчиво повторил Митридат. — Идет ли? Время… — Он снова замолчал.

Диофант догадывался, о чем он думает. Вернее, полагал, что догадывается. В Синопе Митридата ожидала встреча.

Митридат прошелся по палатке.

— Значит, ждут, — повторил он еще раз. — Прекрасно. Мы отправимся завтра. Одни. С восходом. Понимаешь, Диофант? С восходом.

— Да, царь.

— Только вдвоем. Ты и я, понял?

— Да, царь.

Митридат подошел к выходу, откинул полог.

— С восходом… — прошептал он.

* * *

Митридат не мог в точности сказать, как приветствовали его синопейцы, толпившиеся на улицах от окраины до самого дворца. Что кричали при виде запыленных всадников, один из которых ехал в пурпурной мантии. Да и были они, эти крики? С того момента, как он увидел поблескивающую кровлю дворца, с того момента, как ноздри его дрогнули, уловив старый, забытый запах синопейских улиц, он словно утратил слух. Он видел лишь цветовые пятна, беззвучно проносившиеся мимо него, неподвижно летевшего на вороном коне с застывшей на ветру гривой. И дворец, все время казавшийся недосягаемым, вдруг надвинулся на него, будто ожил — надвинулся и вырос, распластался в небе, закрыв собой все, весь мир. И бросил ему, спешившемуся, под ноги первую ступень своей лестницы.

И он медленно, так медленно, что, казалось, год пройдет, прежде чем это произойдет, ступил на эту первую ступеньку.

Ноги помнили эту дорогу — не он.

Митридат шел, и с каждым шагом пурпурная мантия становилась все тяжелее и тяжелее, а золотая диадема, которую он надел впервые за семь лет, все сильнее и безжалостнее давила виски. Плечи сгибались под непомерной тяжестью, и он едва удерживался от того, чтобы сбросить мантию, отшвырнуть диадему и побежать по этой лестнице.

Он знал, что не сделает этого.

Митридат остановился. Из дворца кто-то вышел, ему показалось, что это был один человек в чем-то белом, но фигура вдруг раздвоилась, так что он даже вздрогнул от неожиданности. Наверху лестницы, у черного, очень далекого от него входа во дворец, стоял не один человек, а два, вернее — две, две женщины в одинаковых белых пеплумах^[2], и одна из них осталась стоять, а другая пошла ему навстречу, и что-то сверкало в ее волосах. Когда она приблизилась, он сначала увидел только это, сверкавшее, — такую же, как у него, диадему в таких же, как у него, черных блестящих волосах. Но лица он не увидел, потому что смотрел вверх и не хотел видеть этого лица.

Митридат прошел мимо нее, едва успевшей посторониться, прошел, поднялся почти до верхней ступеньки и замер. В той тишине, которая его сопровождала от самых ворот, он вдруг услышал какие-то странные звуки, похожие на удары бубна и еле слышный стон флейты. Он испуганно (да, испуганно!) оглянулся.

Снова посмотрел на женщину, стоявшую перед ним. Снова перевел взгляд на ту, что оставалась позади него.

О боги, их было две!

— Кто ты? — хрипло спросил он и не узнал собственного голоса. И та, что была без диадемы, ответила:

— Лаодика.

— А ты? — И та, что была в диадеме, ответила ему:

— Лаодика.

И кто-то (откуда он только взялся здесь, на лестнице, их было только двое, откуда он взялся, проклятье?!) сказал, указывая на женщину в диадеме:

— Твоя мать, Лаодика.

И, указывая на ту, что была без диадемы:

— Твоя сестра, Лаодика.

Сказал: «сестра», а он услышал: «жена».

Митридат глубоко вздохнул, на мгновение — только на мгновение — закрыл глаза. Повернувшись, он спустился на несколько ступенек и оказался перед матерью. Она стояла неподвижно, глядя ему в глаза. Он медленно поднял руки, медленно протянул их к диадеме.

Диадема, ослепительно сверкая, плыла над дворцовой лестницей. И плавно опустилась на голову Лаодики-сестры.

— Пойдем, — сказал Митридат, положив руку ей на плечо. — Проводи меня. Я устал. Я хочу отдохнуть.

Он сказал это отрывистым голосом, отвернувшись от нее. Они скрылись во дворце, и только Диофант, до этого остававшийся внизу, подошел к Лаодике-матери.

--">