Марат Нигматулин (Московский школьник) - Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

ручейки, иногда даже речки.

«Там» – это на берегах.

Словом, трудно определить, где кончается лиман и начинается море.

В тех камышах и находилось село Коктюбей.

Лягушек там было множество! Комаров – тоже непочатый край. А ещё там водились черепахи, водяные змеи, нутрии и ондатры. Жаль только, что лягушек-быков не было.

Мой дедушка добросовестно л на флоте, а потом (в 1956 году) поехал учиться на инженера в Грозный. Там он выучился, устроился на работу на местную электростанцию, женился на Вере Марченко, – моей бабушке. Она была родом из Краснодарского края и работала в детском салу воспитательницей.

Они так и будут жить в Грозном до 1995 года.

В 1995 году, спасаясь из-под обстрелов, пробираясь по подвалам, они покинули Грозный и нищими уехали в Москву.

Дед рассказывал, как они, выбираясь из города, видели куски человеческих тел, разорванных минами. Руки и ноги висели даже на ветках деревьев...

Разумеется, чеченов в нашей семье, мягко говоря, не любят. Это понятно. Честно говоря, я и сам не очень-то жалую отдельных представителей этой нации. Но об этом – позже.

Семейное предание гласит, что род моего отца княжеский, а потому я – татарский князь и едва ли не потомок Чингисхана. Согласно другому преданию, род моей матери восходит к самому Степану Разину.

Словом, с родословной у меня всё в порядке. Потомок Стеньки Разина и Чингисхана!

Однако я пишу свою автобиографию, а не историю семьи.

Поэтому перейдём к делу.

 Глава вторая. Первая кровь.

Пафосное название. Очень пафосное.

Хотя на самом деле ничего собо выдающегося в тот день не произошло.

Мне было тогда года два, наверное.

Мы тогда всей семьёй жили в крохотной квартирке на Тучковской. Там и сейчас проживает мой дедушка. Теперь уже в одиночестве...

В тот день погода была ненастная. Было холодно, дул ветер. Комнаты были сырыми и тёмными.

Я сидел на коврике и занимался своей игрой. Я играл в кубики.

На компьютерном столике стояла бутыль с водой. Это была минеральная вода «Ессентуки N. 17». Отец всегда очень любил эту воду.

Тогда родителей рядом не было.

Я решил достать эту бутыль и поиграть с ней.

Что было дальше, я не помню. Суть в том, что я страшно порезался. Рана была на всю мою детскую руку.

Боли я уже не помню, но зато помню испуганные глаза родителей. Родственники суетились всё вокруг меня, суетились. Потом меня отвезли в больницу, где рану зашили. Шрамы от неё и поныне видны на моей руке.

Я привёл это воспоминание потому, что это первое, что я помню в своей жизни. Ничего более раннего я не запомнил. Словом, и более поздние вещи требуют напряжения памяти.

Я помню, как мы въехали в новую квартиру на Багратионовском проезде. Это было солнечное весеннее утро 2003 года. Рука моя к тому времени зажила.

Я вошёл вместе с родителями в просторную и светлую квартиру. Она была для меня такой огромной!

Это был сталинский дом с потолками 3,5 метра. Раньше это была коммунальная квартира. Именно поэтому она была такой большой. Особенно для меня тогдашнего.

У меня появилась своя комната. Я даже немного помог малярам покрасить её стены.

У нас в семье эту комнату никогда не называли «детской». Просто говорили: «твоя комната». Мне это нравилось.

В детстве со мной не сюсюкались, как это некоторых принято. Говорили со мной как с равным. Это правильно и хорошо. Это воспитывало во мне человеческое достоинство. Впоследствии плохо пришлось моим учителям...

Вообще же меня с детства ужасало то, что многие родители своих детей или чересчур опекают, или же бьют по любому поводу. И плохо, что в последнее время заговорили про «непоротое поколение».

Мол, моё поколение да «непоротое»! Говорить так может лишь сущий невежда или просто гнида. Моё поколение, быть может, самое поротое в истории страны. В новейшей – уж точно. Да, меня не пороли. Это хорошо. Спасибо огромное родителям за это. Но вот мои друзья и одноклассники все ходили поротыми и битыми во всех отношениях.

На период моего детства пришёлся расцвет всевозможных педагогических сект и

--">