Давыд Росинский - Дело одного дня

ожидал, не ожидал. Глядишь, верны изменения в Городе. Власть поменяется. Она уже трещит. – говорил жандарм.

– Вот как?

Жандарм утвердительно кивнул, и принялся за напитки. В след начал коллега, с желанием приглушить свою неуверенность. Трио перешло к обсуждению неустойчивости власти. Как выяснилось, коллегу и жандарма заботило продвижение по карьерной лестнице. Впереди и так была давка из тех, кто хочет «вверх», и у этих людей есть дети, родственники и друзья, которых тоже надо пристроить; у последних ещё дети, родственники и друзья и их тоже пристроить, и далее по списку. Собеседники считали необходимостью устранение власть держащего – мэра, а за ним переустройство Города, режима. Отсюда вытекал и желаемый карьерный рост.

Неуверенность коллеги заметно спала, он начал умничать, подогревать разговоры, и едко высказывался:

– Времена империй прошли. Их трупы остались на задворках свиноферм. – взмахнул рукой. – Поверьте мне, в наше дело я привлеку ещё не одну сотню. Наш кружок станет обширнее.

Жандарма такие высказывания бросали в смех. Было забавным видеть бумажного червя, пылающего подобными речами. Емельян же ехидно улыбался.

– Да какие трупы? Какие времена? Здесь все решается твердой и жесткой рукой, на что вы способны? – говорил жандарм.

Коллега в ответ не унимался, но не спорил. Он был податлив. Последнее выработала его сложная работа бюрократа. Постоянно сталкиваешься с рутиной или давлением со стороны начальства или вовсе жалуешься на здоровье. Становишься горбатым, например. И поэтому позже коллеге требовалось плечо для сострадания. Он всхлипнул:

– Может это скоро закончится.

Жандарм, немного призадумавшись, говорил:

– Возможно, с уходом мэра появится солнце, появится свет.

Постепенно к трио присоединились оставшиеся лица кружка. Главный канцеляр и его зам и два высоких и тонких, похожих друг на друга, секретаря. В ход шли нелицеприятные шутки, грязные слухи, дискредитирующие в их глазах всю мэрию, в которой они работали. К разговору прибавились напитки. Позже напитки стали крепче, а разговоры откровеннее.

Перебойными возгласами главный канцеляр произнес:

– Так вот оно! И куратор с нами. Я знал, что мои труды приведут к желаемому результату! Итак, господа. Нужно всего ничего. Агитируйте людей, не важно как, хоть пару слов. Это обязательно осядет в головах. Я же буду продолжать подкупать нужных нам людей, и распространять брошюры и литературу. Целая канцелярия мэрии в наших руках, а скоро и жандармерия. Так выпьем!

Кружок вспыхнул на речи канцеляра. Они, радушно подняв бокалы, принялись пить и пьянеть. Не пьянел только Емельян. Он внимательно слушал и вслушивался в рядом сидящих, кто и что говорит, кто, о чем думает, и что замышляет. Словно охотник, наблюдающий за жертвой.

– Нам нужны министры, которых можно дергать за ниточки. Рыть под их, шантажировать, что угодно, но заполучить их. Они, в свою очередь, роют под другими, и так мы продвинем свои планы. Сбросим ярмо! А, как Вам? – говорил мелкий секретарь.

– Ты сильно пьян. За кого ты ниточки будешь дергать? Ха-ха. Ты – сопля. – отвечал ему жандарм. – Вот я, или Емельян…

– Так поднимите жандармерию, арестуйте всех! Всех! – пылал пьяный коллега.

– Зачем арестовывать? – вторил канцеляр. – Вот увидите, скоро будет взрыв в мэрии. И, между прочим, в канцелярии. Жандармы уж точно добро дадут. Ха-ха.

– Говорите взрыв? – спросил Емельян.– До этого тоже были покушения, но все безрезультатно.

– Да, это наши промахи. Ни тех людей находили. Они были слабы, мешкались и их вычисляли. Одно радует, что не вычислили нас, и мы спокойно можем вести деятельность кружка.

– Я может и пьян, – перебил жандарм. – но сознаю происходящее и скажу одну вещь. Нас восемь человек, и все мы согласны в изменениях в Городе. Так пусть этот бар скрепит наши взгляды, а этот вечер даст отсчет изменениям! За вас, господа!

Столик номер семь завела речь жандарма, и каждый клялся в своей верности в этом деле. Один Емельян тихо проговорил:

– Это все слова.

Разговоры возобновились. Обсуждались должности, кто и какие займет. Принялись делить районы, отделы мэрии, теоретически перестраивать пригород, возводить себе памятники. Емельян же внимательно слушал, мысленно делая заметки. Он был трезв, и это помогало незаметно включать диктофон и ставить его на паузу в важных репликах, где обсуждалась власть. Он умел входить в доверие, и ему верили. Верили, что он --">