Хантер Стоктон Томпсон - Погребение в море

чуть было не выпустил из рук поручень. „Чик! Кливер!“

Лоуренсон увидел, что верх кливера буквально разлетается на куски на ветру. Три шва разошлись, а другие два разорвало в течение тридцати секунд.

„Опускай его!“, – кричал Майер. „Опускай эту херню!“ Он повернулся к Лоуренсону: „Принеси мне стаксель [5] из лазарета! Живей, твою мать!“

Лоуренсон окаменел от страха. До лазарета было всего шесть футов, но когда он оглянулся, пытаясь заставить себя сдвинуться с места, ему показалось, что до него ярдов шестьдесят. Крик Майера встряхнул его. „Лоуренсон! Тупой ублюдок! Неси мне парус!“

Лоуренсон осторожно двинулся по палубе к лазарету. Он пошел боком, чувствую, как на него хлынул поток воды, когда он схватился за поручень. Его руки окоченели, и ледяная вода стекала по промежности.

В момент, когда он поднял заслонку лазарета, море вырвало ее из рук и унесло. Оно мгновенно отхлынуло, а потеря заслонки наполнила его таким страхом и отчаянием, что он заплакал. Он лежал на животе, всхлипывая, пока не нащупал сумку, в которой был стаксель.

Он вытянул сумку, едва видя, и пополз по палубе к носу. Проползая мимо главного люка, он увидел Энн, стоящую на лестнице в дождевике и смотрящую на него с таким выражением, которого он никогда у нее не видел. Он отвернулся и пополз дальше.

Майер дико орал, когда он, наконец, добрался до носа. „Парус! Тупой ублюдок! Дай мне чертов парус!“ Он сидел на бушприте, обхватив его ногами и держась за переднюю подпорку.

Лоуренсон отчаянно пытался развязать узел на сумке, но узел намок, а его руки так тряслись, что он едва держал ее.

„Обрежь его!“, – крикнул Майер.

Ибл подбежал с ножом и перерезал веревку. Лоуренсон открыл сумку.

Первое, что он достал оттуда, был коричневый свитер. Брызги были такими сильными, что он едва разглядел, что держит в руках, но понял, что это не парус. В отчаянии он опять полез в сумку. На этот раз он выудил оттуда шорты цвета хаки.

Крик Майера, казалось, заглушил море. То был дикий, пронзительный вопль: „Господи Иисусе! Ты принес мне сумку со шмотками!“

Лоуренсон поднял глаза, лицо его исказили страх и замешательство, он увидел, как Майер швырнул в него фал [6]. Большой стальной наконечник ударил его в грудь, словно пушечное ядро.

Он упал на спину, споткнувшись об люк, и заскользил по палубе по направлению к поручню. Он схватился за мачту, но не смог удержаться. Как раз когда его ноги окунулись в воду, он поймал рукой спасательный трос.

Лоуренсон висел там, хныча и глотая воздух, пока Ибл ходил за стакселем и мужчины поднимали его. Наконец они втащили Лоуренсона на борт, и он лег на палубу, тяжело дыша, его тошнило в воду.

Наконец он как-то добрался до каюты, где проспал несколько часов. Когда он проснулся, шквал уже прошел. Никто не произнес ни слова, когда он появился на палубе, так что он сел один на носу и смотрел, как садится солнце.

Как только стемнело, они увидели огонек на горизонте. Майер смотрел со своего места из кокпита. „Вот и Бермуда“, – сказал он тихо. „Это маяк Глоуб Хилл“.

Никто особо не разговаривал, когда вахты сменились в восемь. Лоуренсон держал румпель, сконцентрировавшись на крошечном мигающем огоньке на горизонте.

Он никогда не сможет забыть ужас этого дня. Брюс Лоуренсон, благородный потомок одной из лучших семей Кливленда, побежден и растоптан обычным моряком, злобным невежественным засранцем. Доведен до состояния беспомощного желе низкопробным морским подонком. А если этого мало, так еще и его жену чем-то привлекало это животное, может она даже и трахалась с ним. Он представил, что скажут его друзья, когда он вернется без нее. А его родители? Ее? Что он им скажет? Он думал об этом какое-то время и, наконец, решил, что просто скажет правду – что она внезапно превратилась в шлюху.

Огонек стал уже больше, и он понял, что до берега остались считанные часы. Он сядет на самолет, с ней или без нее. Он поговорит с ней, даст ей шанс, но не больше. Ей нет прощения. И как только они вернутся в Кливленд, он как следует ей засадит.

Стоило „Себастьяну“ оказаться в безопасности, как Майер стал почти радостным. „О’Кей“, – сказал он с улыбкой. „Давайте-ка все хорошенько выспимся“.

Когда они начали спускаться вниз, Майер положил руку на плечо Ибла. „Я думал, что ты сегодня собирался спать на палубе“.

Ибл заколебался. „Ах, да“, – ответил он. „Ты прав“. Он стоял на палубе, держа резиновый матрац, пока Майер спускался вниз.

Они --">