Грант Моррисон - Я – полицейский

Грант Моррисон Я – полицейский

– А вот если взять новорожденного младенца и дать ему соску, на которой фломастером будет написано «Мать твою так! Это же „Клоака-кола!“»? – восклицает Ид. – Ну, вроде как послание от Господа Бога, понимаешь? Вроде того, как некоторые полагают, что если разрезать тутовую ягоду пополам, то на срезе можно прочесть имя Аллаха…

– «Бенеттон» сделал это уже сто лет назад, – огрызаюсь я.

Я знаю, что она меня все равно не слышит: ведь вокруг нас шумит набирающая обороты вечеринка, а на сцене самая прикольная из новых молодых групп только что начала лабать номер первый рождественского хит-парада – композицию под названием «Бинарный прототип СН1987A?». Эта песня уже стала гимном поколения: в ней впервые делается откровенный намек на истинное объяснение забавной асимметричности колец сверхновой звезды 1987А. Сама группа, «Микробиология в клинической практике», состоит из двух девушек, двух парней, одного существа неопределенного пола и одной собаки, а стиль ее можно определить как «вдохновленный экстази „бетонный джангл“, характерный для атмосферы „commence de siecle^[1]“ (sic!), излюбленной поколением пост-техно, жаждущим сбросить с себя ошметки унылой психоделии независимого рока, возникшей как реакция на убийство Богини Луны Королем Солнце, произошедшим при высадке американцев на Луну в 1969 году, которую следует понимать, как попытку патриархальных властных структур установить тотальный контроль над опасно возросшей тенденцией женственности и текучести в искусстве и культуре Запада…» (по крайней мере, именно так я написал в тексте для буклета к их дебютному компакт-диску «Hello Boys», на обложке которого изображена изможденная руандийская беженка, прижимающая к груди две помятых чашки для сбора подаяния).

Я решил, что стоит сходить подышать свежим воздухом на балкон. С ружьецом поиграться.

Как только я вышел с вечеринки, утопающей в вихре фотонов и звуковых волн, в ледяную, как жидкий гелий, ночь, в лицо мне ударил вой бесчисленных глоток, уместный скорее на нацистской сходке в Нюрнберге. Миллионолюдный человечий затор, заполонивший Молл, вздувался и опадал пузырями, словно поверхность асфальтовых озер, в которых некогда безвозвратно тонули огромные динозавры.

ОНИ НЕ МОГЛИ ВЕРНУТЬСЯ В ШКОЛУ

Мы обдумывали, как нам в наилучшем виде провести маркетинг «Клоака-Колы» – продвинутого безалкогольного напитка, сенсационной заявки, выдвинутой новой экономической сверхдержавой, в каковую превращается прямо у нас на глазах индийский субконтинент. Своему пикантному и дразнящему послевкусию «Клока» обязана добавке экстракта из пепла – того самого пепла, что образуется при сжигании человеческих экскрементов в гигантских многотонных кучах. Производители «Клоки», опираясь на тайные рецепты великих учителей тантризма, гарантируют, что мелкодисперсные продукты пиролиза человеческих фекалий повышают иммунитет потребителя и его среднюю продолжительность жизни.

– Я думаю, что, чем меньше будем мудрить, тем лучше, – говорю я.

Ид продирается ко мне через толпу танцующих клерков, ментов в штатском и экзотических девиц, словно сошедших со страниц экстрим-каталога. Все это смахивает на кадр из фильма Джармена, пропитанный ароматом парфюма «Конформист» от Кальвина Клейна, таким густым, что он почти осязаем. За четыре сотни миль отсюда, в далекой Шотландии, овчарки ворочаются и скулят во сне, учуяв это амбре.

МОРЕ ВОСТОРГА

– Я самый крутой из еще живущих писателей этой страны, мать вашу так! Мои тексты для рекламы изучают на уроках английского языка в шестом классе средней школы! Почему я так долго парюсь с этой чертовой «Клокой»?

Мне не отвечает никто.

Мне чертовски необходим слоган. Крайний срок – полночь. Если я не пошлю его электронной почтой в Нью-Дели до полуночи, то от меня останется то же, что осталось от «Челленджера». Куча дерьма. Я просру самый крутой контракт в истории рекламного бизнеса.

Ничего, пусть они у меня слегка попотеют.

Я перекидываю одну ногу через перила балкона и устраиваюсь поудобнее перед тем, как прицелиться. Шевеление толпы возбуждает мою перистальтику.

– Староржевски! Староржевски! – орут они все в голос, заметив меня.

Я делаю паузу; я кладу винтовку на колени и беру в руки большой красный мегафон. Я подношу его к губам. Я буду разить их глаголом.

«ВЫ ВСЕ ОДУРАЧЕНЫ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИМИ --">