Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев - Золото гоблинов

обыкновенных людей, которые то поддаются мирским соблазнам (любовь, тщеславие, жажда денег и власти), то борются с ними.

Я, вероятно, поддавался лишь соблазну любви, да и то с сугубой осторожностью, так что могу с чистым сердцем отнести себя к обывателям. Несчастный АТ был иным. В положениях самых житейских он умудрялся усматривать некий подспудный пламень, что бывало иногда смешно. Вспоминаю, как в его карликовой гостиной пятилетняя Даша смотрела видеозапись бессмертной "Мэри Поппинс" и главный герой-трубочист, он же художник, распевал свое:

Chim-chimanee chim-chimanee chim-chim-chim-cheroo,

I does what I likes and I likes what I do!

Не обращая внимания на протесты дочери, взволнованный АТ перекрутил пленку и послушал песенку еще раз.

– Черт возьми,- твердил он потом весь вечер,- в единственной строчке такая философия!

– У тебя талант все преувеличивать,- брюзгливо заметила Жозефина, когда мы уже перебрались на террасу.- В твои годы пора бы избавляться от восторженности. Я ребенка укладывала, отрывала время от собственного сна, полагая, что вы тут ведете разговоры о работе, а ты…

Сколь ни детскими могли казаться эти восторги, аэд был прав. Ни ему, ни мне никогда, пожалуй, не удавалось делать то, что любишь, любя при этом то, что делаешь. Мне приходилось участвовать в крысиных бегах, как называем мы, подражая американцам, свой образ жизни, он следовал за своим так называемым призванием не всегда по собственной воле.

С меня, во всяком случае, на нынешнее время достаточно. Слава Богу, что я родился в двадцатом веке и живу в просвещенной стране, где нет не только войн, но и воинской повинности, где можно посвятить несколько месяцев тому, чтобы привести в порядок свою растрепанную душу, а заодно и разобраться в архиве покойного товарища, не без тайной цели утолить горечь потери, как бы растянув прощание с другом, и кроме того… но здесь я теряюсь.

Бессмертия нет, вечной памяти тоже, но как муравей строит свой холмик, зная, что назавтра его может разметать ветер, так и мы стремимся хоть ненадолго продлить существование – если не собственное, то своих близких. Вот, наверное, почему пишу я эти записки, адресованные скорее всего лишь ледяному и пустому пространству.

5

Я проводил заплаканную Жозефину до лифта, обещав на днях отдать ей первый чек, а также сделать все возможное для расшифровки пароля, может быть, обратиться за помощью к отцу. Дождь утих, в прорывах между мутными облаками плавала безумная луна. Я закурил сигарету из пачки с новомодной черной надписью "Курение во время беременности может повредить здоровью вашего ребенка" и задумался, ощутив неожиданное раздражение.

При всей моей любви к ушедшему другу, при всем возможном значении его личности и творчества для экзотерики российской, а может быть, и мировой, не лучше ли мне вообще не войти в историю, чем остаться в ней в роли прихлебателя?

Когда знакомые и коллеги АТ в Москве видели во мне всего лишь его добродушного и услужливого приятеля, я редко обижался, потому что с каждым возвращением домой попадал в свой собственный мир, где мой аэд превращался из знаменитости в заурядного чудака, неумело пытающегося зарабатывать на жизнь, где он нуждался во мне, быть может, больше, чем я – в нем.

В последнее время, однако, началось зловещее взаимопроникновение этих двух миров.

В трех кварталах от меня поселилась Катя Штерн, на чьи звонки я иногда отвечал. Не то из Северной Калифорнии, не то из Южной оставил мне на автоответчике запоздалое соболезнования неунывающий Безуглов, находившийся во всероссийском розыске. И если Ртищев после гибели АТ ударился в многомесячный запой, то Георгий Белоглинский прислал мне письмо на официальном бланке Союза российских аэдов, подписавшись в качестве его председателя и сообщая о своем скором приезде. Иными словами, даже в своей монреальской жизни я начинаю, кажется, становиться тенью АТ.

А может быть, виновато спиртное, вернее, та невыразимая печаль, которая охватывает меня после двух-трех неполных серебряных стаканчиков в этой стерильной квартирке с белыми стенами в бетонном доме, недалеко от грохочущего шоссе.

– Любой другой счел бы за честь разбираться в этом архиве,-осторожно сказала мне Катя.

– Вот сама бы этим и занялась,- отвечал я не без раздражения.

– Я не смогу, даже если ты согласишься продать мне компьютер,-сказала она быстро,- у меня только на вид такие крепкие нервы.

– Зато у меня они крепче, чем может --">