Ольга Федорова - Кадры

Докукин машинально достал из кармана телефон и положил его обратно.

— Сейчас поеду к своему давнему приятелю в деревню. Мы жили с ним когда-то в одном доме, учились в одной школе, играли в хоккей в дворе. Знаете, катки такие "коробочки". Мы сами их заливали, сами шили амуницию из кожи — щитки, краги, маски. Он, Славик, лучше всех нас в хоккей играл. Приезжали к нам тренеры. Из всего района, помню, только троих отобрали. «Славу вашего, — шутили они, — сам Бог в ноги поцеловал!». Поездил Славик пару — тройку раз на стадион в «Крылышки» через всю Москву, да и бросил. Это сейчас спорт с коммерцией в обнимку ходят, и честолюбивые родители детей готовят в чемпионы. А тогда время было ещё послевоенное, родители наши работали с утра до ночи. Главное — дети сыты, учатся, а всё остальное — вторично. Потом мы переехали из коммуналки в отдельную квартиру, но в другой район, и пути наши со Славиком разошлись. Слышал от общих друзей, что он на Севере служил, оттуда и жену привёз, работает в такси. А лет пятнадцать назад, в середине девяностых случайно встретил его у метро. Вот радости — то было! Он дом купил в деревне, в Солнечногорском районе, куда, я сейчас и еду. Были мы у него с женой зимой. Домик неказистый, да баня отменная! Парились, в снег бросались. В доме печь; ели картошку с грибами и солёными огурцами, самогонку пили! Всё просто, но до чего хорошо! С тех пор, в каких только банях я не побывал, но лучше той уже не будет! Сначала встречались со Славой, перезванивались, потом потерял я его телефон. В этом году решил во что бы то ни стало разыскать его, поздравить с Днём Советской Армии, как мы всегда раньше друг друга поздравляли. Поверите, через семерых знакомых, наконец, раздобыл его номер телефона. Поздравил. Живёт он в той же деревне один, с женой развёлся, квартиру дочери с внуками оставил. Из деревни почти не выезжает, сам еле — еле ходит; ноги, в которые его Бог поцеловал, он ещё на Севере застудил. Дочь пытается оформить ему пенсию. Обещал я навестить Славу, а пока предложил денег ему перевести. «Ну, пошли, — говорит, — тысячу, картошка то у меня есть, да собак кормить нечем». Послал я ему пять тысяч, сам довольный, вроде как доброе дело сделал! А в среду мне извещение пришло. Пошёл вчера утром до работы на почту, — а это мой перевод ко мне назад вернулся, только ещё комиссию удержали. Звоню Славе, — «да — говорит — приходили деньги, только мне их не выдали, так как паспорта не было. Паспорт то у Ириши, она с ним по всем инстанциям бегает. Архивы кое-где, вообще сгорели, предприятия, которые не закрылись — названия поменяли. Чему удивляться, если страна, — и та своё название сменила!»

— Слава, говорю, — ты уже лет двадцать как живёшь в этой деревне, неужели эти люди с почты тебя не знают?

— Как не знать, я их часто подвозил; бывало и разгружать посылки помогал, как людям не помочь?

— А почему же они тебе деньги не выдали?

— Прости, — говорят, — Вячеслав, всё понимаем, но без паспорта никак. Докукин немного помолчал. — Вы всё тут о выборах спорите. — Скажите, — он глянул на Свиблову, — это мой товарищ Славик безотказный, застрявшую машину начальника почты Путина из ямы на своей машине вытаскивал? Или оператору Зюганову — он перевел взгляд на Стрешнева. — помогал посылки разгружать? Или — Докукин пристально посмотрел на Приорова. — почтальона Гришу Явлинского ночью в дождь со срочной телеграммой в соседнюю деревню возил? Это они что ли ему больному, одинокому, когда-то их покой на Севере охранявшему, холодной зимой, с голодными собаками, его законные деньги не выдали?

Все как-то разом притихли, даже непокорная челка под береткой Стрешневой, вдруг, замерла, и спорить почему-то расхотелось. Докукин, наскоро попрощавшись, ушёл. Он спешил.

2010 г.