Рохинтон Мистри - Дела семейные

Легче наткнуться на золотой самородок под ногами, чем встретить обыкновенную вежливость. Какое удовольствие ты находишь в этих прогулках? Ничего хорошего.

Носки. Нариман решил надеть носки и подошел к комоду. Роясь в неглубоком ящике, он ответил, не поднимая головы:

– Совершенно верно, Джал. Но есть много источников удовольствия. Канавы, рытвины, уличное движение не могут затмить жизненные радости.

Рука, трепещущая как птичье крыло, все шарила в ящике. Но задача оказалась не по силам, и он сунул в туфли босые ноги.

– Туфли на босу ногу? – возмутилась Куми. – Выйдешь на улицу в таком виде, как дикарь из деревни? И посмотри, как у тебя руки дрожат, ты даже шнурки не можешь завязать.

– Верно, и ты могла бы помочь.

– С радостью, если бы ты по делу собирался: к доктору или в храм огня за маму помолиться. А глупостям я потакать не стану. Чтобы человек с болезнью Паркинсона проделывал то, что ты себе позволяешь!

– Я же не в Непал собираюсь по горам лазить. Хочу немного пройтись по переулку, вот и все.

Смягчаясь, Куми опускается на колени завязать ему шнурки, что она делает каждый вечер.

– Начало августа, – ворчит она, – муссон в разгаре, а тебе гулять приспичило.

Он подошел к окну и показал на небо:

– Дождь перестал, смотри.

– Ты просто упрямый ребенок, вот ты кто, – жаловалась Куми. – Наказать бы тебя, как ребенка. Оставить без обеда за непослушание, а?

«С твоей стряпней это не наказание, а подарок», – подумал он.

– Нет, ты слышал, Джал?! Чем он старше становится, тем бессовестнее!

Нариман понял, что произнес это вслух.

– Должен признаться, Джал, твоя сестра меня пугает. Она читает мои мысли.

Но слуховой аппарат опять подвел его пасынка, усилив громкий голос Куми, который перекрыл отчимово бормотание, и Джал услышал лишь неясный гул. Подстроив аппарат, Джал вернулся к тому последнему, что дошло до его слуха.

– Я согласен, папа, есть множество источников удовольствия. Наш разум содержит в себе столько миров, что радости от них хватит на целую вечность. Плюс у тебя есть книги, есть проигрыватель, радио есть. Зачем вообще выходить из квартиры? Тут как в раю. Этому дому не случайно дали название «Шато фелисити» – здесь и вправду можно блаженствовать. Я бы с радостью отгородился от этого ада за стенами и всю жизнь провел бы дома.

– Не смог бы, – возразил Нариман. – Ад обладает способностью проникать даже через небесные мембраны. «О небеса, я в небесах», – тихонько замурлыкал Нариман, но смолк, чувствуя нарастающее раздражение Куми. – Достаточно вспомнить, что творилось после разгрома мечети Бабри^[1].

– Ты прав, – поежился Джал, – временами ад всюду проникает.

Чуть не десяток лет прошел с тех пор, как индусские фанатики, распаленные соответствующей пропагандой, разгромили эту мечеть, еще в шестнадцатом веке построенную на руинах индусского храма. Эхо события раскатилось по всей Индии кровавыми индусско-мусульманскими стычками, а в Бомбее вылилось в страшные погромы мусульманских кварталов…

– Чего ты соглашаешься с его глупым примером? – возмутилась Куми. – Погромы были на улицах, а не в домах!

– Я думаю, папа имеет в виду эту семью парсов, двух стариков, мужа и жену, которые погибли у себя же в спальне.

– Ты ведь тоже помнишь эту историю, Куми, – вздохнул Нариман, – когда озверелые толпы подожгли дом, потому что кто-то сказал, что там мусульмане прячутся?

– Я все помню, у меня память получше твоей! Несчастным не повезло, стали жертвой недоразумения! Часто бывает, чтобы из-за мечети в Айодхье здесь, в Бомбее, начал зверствовать народ? Редчайший случай!

– Справедливо, – согласился Нариман. – Счет в нашу пользу.

– А взять прошлую неделю? В Фироз-Баге избили и ограбили старуху в ее собственной квартире, – не к месту припомнил Джал. – Бедняжка лежит в «Парси дженерал», и неизвестно, выживет ли.

– Ты на чьей стороне? – взорвалась Куми. – Хочешь доказать, что папа может спокойно гулять по вечерам? Что мир не превратился в опасное место?

– Конечно, превратился, – ответил за пасынка Нариман. – В особенности внутри дома.

Куми, стиснув кулаки, выскочила из комнаты. Он подышал на очки и медленно протер стекла носовым платком. Его меркнущее зрение, неудобные зубные протезы, трясущиеся конечности, согбенная спина и шаркающая походка были почти готовы к совершению вечернего ритуала.

Нариман Вакиль вышел из «Шато фелисити» с зонтиком, который служил ему тростью. --">