Вардгес Амазаспович Петросян - Одинокая орешина

3 На столе стоят бутылки с вином, раскрыта книга с изображением отрубленных голов, надетых на колья.

— Выпьем? — предложил Рубен, который пришел позже всех.

— Пусть сначала Алла доскажет анекдот, — сказал я. Алла поставила стакан на стол.

— На чем же это я остановилась?

— Какой-то прохожий говорит: «Зачем бьешь?» — напомнил я.

— Да, значит, прохожий спрашивает: «За что ты дубасишь этого человека?» Тот отвечает: «Какое твое дело?» Прохожий опять спрашивает: «Ну, объясни хотя бы причину». А тот: «Если бы я знал причину, я бы убил его».

Мы смеемся.

— Просто так колотит, для собственного удовольствия, — объясняет Алла.

— Понятно, — произносит Рубен. — Выпьем.

Левон наигрывает на рояле старинную мелодию. Алла клубочком свернулась в кресле и гибкими движениями изображает кошку.

— Ты и без того кошечка, — говорит Рубен. — Потанцуем?

Мы выпили, потом стали листать книгу. Снова трупы и турецкие палачи, лица некоторых знакомы тем, кто называет себя армянином. Почему-то в эту минуту я замечаю, что платье у Аллы коротковато. Рубен поворачивается ко мне.

— Кто это на фотографии? — Он плохо читает по-армянски.

Я смотрю. Священник в черном стоит во весь рост среди песков пустыни. Подпись под фотографией: «Необычная панихида. 1915 год, пустыня Тер-Зор^[2], из фотографий, сделанных немецким офицером». Я вижу в песках какие-то кости, объясняю Рубену, чьи они, а он в это время что-то говорит Левону, и тот смеется.

— Ты что, не слышишь? — Я с трудом удерживаюсь от резких слов.

Рубен оборачивается.

— Вот ты послушай. Несколько дней назад зашел я в институт… — Он называет фамилию важного ответственного работника — Мы ему показали наш электронный ускоритель. Ханян все объясняет и объясняет, а на лице нашего слушателя ничего не отражается. Словом, вдруг видим — Ханян забегал вокруг ускорителя. «Допустим, я атом», — говорит он, останавливаясь и с трудом переводя дыхание. «Понял, — улыбается наконец ответственное лицо и говорит — Сколько у вас женатых ребят?» Ханян не отвечает на вопрос и не без желчи говорит, что ускоритель этот в нашей стране единственный.

Мы хохочем. А монах на фотографии продолжает служить панихиду. Это Комитас. Или мне так кажется.

4

Кафе на пятнадцатом этаже гостиницы «Москва». Мы с Рубеном пьем. С нами за столом московский армянин, живет он здесь уже тридцать три года. Подошел к нам, заслышав армянскую речь.

— Когда возвращаетесь в Ереван? Я не был там тридцать три года.

— Значит, вообще не бывали, — с ехидцей заметил я. — Будем там двадцать четвертого апреля, через три дня.

— Вы в командировке? — полюбопытствовал он.

— А что за день двадцать четвертого апреля^[3], а? — спросил его Рубен.

Наш новый знакомый произвел в уме какие-то вычисления и сказал:

— Воскресенье.

Рубен взглянул на него с упреком:

— А еще?

— Ну, весенний день, у меня сын женился в прошлом году в этот день. Хороший у меня сын.

— Пусть он будет счастлив, — залпом выпил Рубен.

— Спасибо, — сказал мужчина. — Хочу вас кое о чем попросить.

Мы кивнули.

— Спойте по-армянски, давно не приходилось слышать.

— Что, приемника нет? — спросил Рубен. — Могу указать волну Еревана.

— Ну, вы же знаете… — Мужчина, видно, понял не высказанные нами слова. — Спойте, а?

Рубен затянул:

Сердце мое, как развалившийся дом…

Я присоединился. Пели мы фальшиво, пели прекрасно. Из-за соседнего стола белокурая женщина с мягкой улыбкой взглянула на нас. Мы кончили.

— Простите, — Рубен повернулся к женщине, — может, здесь нельзя?

— Что вы, — она вновь улыбнулась, — очень хорошая мелодия, такая грустная.

— Поповская песня, да? — сказал наш знакомый, видимо, хотел сказать — церковная. — В детстве, помню, мать водила меня в церковь, в Конде мы жили, там еще есть церковь?

— Есть, — сказал Рубен.

5

…Веселье оборвалось. Звонок из милиции. Кого-то убили. Нас было четверо: Рубен, Хорен, Вреж и я. Хорен с Врежем, школьные друзья Рубена, работают помощниками прокурора. Сегодня воскресенье, а Хорен дежурный прокурор по городу. Рубен их --">