Олег Эсгатович Хафизов - Киж

что недорого продаются в киосках, а перед ней теплилась электрическая лампадка. У левой стены стояли просторный стол, застеленный чистой скатертью, и две деревянные лавки. В углу под иконкой сидел благообразный молодой дед в сером костюме, хотя и без галстука, жидкобородый, русоволосый, в синих очках. Направив лицо вверх, неподвижно улыбаясь и притопывая ногой, он наяривал на гармошке плясовой мотивчик из нескольких нот, который обычно играют наемные гармонисты на свадьбах для забалдевших пожилых гостей. Перед ним выкаблучивалась худая, простоволосая, темнолицая шалашовка с выцвевшим синяком под глазом, в демисезонном пальто цвета отъявленной охры, нитяных приспущенных перекрученных чулках и кедах. В каком-то забытьи она отбивала ногами собственный ритм, отнюдь не соответствующий ритму исполняемого произведения, словно пава, поводила плечами, потряхивала неопрятной головой и неожиданно, пронзительно, горестно взвизгивала, как от змеиного укуса. Других людей в помещении не было.

Бедин истово (хотя и слева направо) перекрестился на фотообраз, невозмутимо обошел танцовщицу и занял место в центре стола. То же самое, хотя и менее убедительно, сделал Филин, немного смазавший впечатление от набожности ироничным смешком. Слепец перестал музицировать, деликатно откашлялся и поставил приятно скрипнувший мехами инструмент к ногам. По инерции баба еще дважды грянула ногой об пол, села на самый краешек лавки, ссутулилась и сникла, словно кукла, у которой кончился завод. Наступила тишина, в которой раздавались только барабанные дроби бединских пальцев о стол да полое тиканье ходиков.

– Чу! Кто посетил нас, Глаша? – певуче произнес слепой музыкант.

– Молодые люди, – клокочуще-сиплым, голосом падшего существа ответила Глаша и одарила Филина кокетливой гнилозубой улыбкой:

– Мужчина, не угостите с фильтром?

– Чего угодно господам заезжим офицерам? – церемонно осведомился тапер, пока Глеб копался в карманах.

– Если это действительно трактир, то нам угодно перекусить, – бросил Бедин.

– И выпить, – жалобно добавил Филин.

Слепец достал из кармана колокольчик и подал сигнал, на который из-за ширмы явилась дородная служанка в кокетливом передничке с кружевами и чепце; скорость ее появления была столь разительна, словно официантка таилась в укрытии и только ждала знака, об этом же говорили румянец смущения и блеск потупленных очей. Первым делом она направилась не к клиентам, а к танцовщице. Взяв Глашу за руку, она резко повлекла ее к выходу, шипя сквозь поджатые губы и прожигая непутевую взглядом исподлобья.

– И чтоб духу твоего здесь не было, срань! – в качестве прощания сказала она, захлопывая дверь. – И вам последнее предупреждение,

Олег Константинович. – И любезно пояснила клиентам: – Мы держим это недоразумение, как, знаете, в танцевальных залах держат наемных танцовщиц, чтобы разогревать публику. Но теперь я вижу, что выбор был неудачный, Глафира переигрывает, как всякая профессиональная актриса. Народу, конечно, нужна похабщина, но нельзя же превращать трактир в вокзал. Что будем кушать?

– Да у нас-то, видите ли, со средствами…- завел было Филин и чуть не вскрикнул от зверского щипка сильных бединских пальцев под столом.

– А каким ассортиментом блюд вы располагаете? – заглушил товарища

Феликс.

Трактирщица загадочно улыбнулась и достала из овального кенгуриного кармана на животе мизерную записную книжку.

– Мы располагаем свежими горячими щами.

– Ни слова больше! – пылко прервал ее Бедин. – Принесите нам с коллегой по большой миске горячих щей и, пожалуй…

– Бутылку водки, – вставил-таки Филин.

– Бутылку водки и три рюмки: мне, моему ассистенту и этому почтенному джентльмену с музыкальным инструментом, который восседает в красном углу ринга… то бишь, трактира. Если не трудно, пригласите его за наш столик. Нам есть о чем потолковать.

Трактирщица занесла полученные данные в блокнот и удалилась за ширму, предоставив для обозрения обширное плоскогорье своего крупа, похожего на глыбу застывшей лавы. При небольших размерах эта аппетитная женщина была столь плотно сформирована и ладно сложена, что не тронуть ее, не ущипнуть или не похлопать можно было только в результате противоестественного волевого усилия.

– Елизавета Ивановна Попко, владелица сей харчевни, – прокомментировал незаметно выросший перед столом музыкант. – Иногда грубовата, но искупает --">