Дмитрий Александрович Ахметшин - Стреляный воробей

– Спасибо, ничего, – отвечает он.

Петр работает на местной лыжной базе инструктором. Мы познакомились, когда он только устроился сюда работать, а я, закупив горные лыжи и рассовав по карманам энтузиазм, пришел учиться. Если подумать, это один самых старых моих знакомых, уникальный случай, отношения с которым практически не изменились за прошедшие годы. Он как был приятелем, с которым пересекаемся только на склоне, а в остальное время почти не поддерживаем связь, так им и остался.

Впрочем, нет. У нас завязывалась дружба, основанная на взаимных подколках и полушутливых перепалках – очень редкая ее разновидность, которая иногда оказывается крепче любой другой. Петя отлично катался, обладал чувством юмора и природой отвязного раздолбая, обеспечивавшей нам веселые вечера на лыжной базе в компании его и моих друзей.

Все мы быстро сдружились: две компании, объединенные темнотой в глухом лесном массиве и общим занятием – катанием на лыжах и санках.

А потом я заболел, и мне пришлось уйти. Молодая кровь била тогда фонтаном, да и алкоголь на столе имелся всегда. Но к моей болезни он не имеет никакого отношения. Это хроническое. Наш с Наташей дед умер именно от поражения печени, и я, видно, был на очереди. Хворь распознали на ранней стадии, и почти четыре года я не выбирался из больниц. Печень стачивалась, как карандаш, и, в конце концов, от нее остался огрызок.

Конечно, лыжи пришлось забросить. Компании тоже. Тогда я был в таком настроении, что стоило мне где-нибудь появиться, как это место сразу же становилось непригодным для жизни. Уверен, оттуда бежали даже тараканы.

Так вот я и прекратил общаться – вообще со всеми. И с зимними видами спорта в том числе. Скоро мы ненадолго сошлись с моей женой, с которой я познакомился в больнице, в терапевтическом отделении. На двоих у нас была одна печень, и если ее можно было сложить и разделить вновь, то ребенок, который у нас получился, целиком достался мне. Марина занималась бегом, и бегом она проследовала через мою жизнь – то спасаясь от одиночества, а то – от моего скверного характера. Точно так же легко она оставила Дениса.

Странно, но жертвой стремления женщины к независимости и свободе часто становятся самые глубинные инстинкты, вроде материнского чувства. Поди, разберись теперь, чей удел править миром, а чей – растить детей.

Как бы то ни было, Денис стал той панацеей, волшебной пилюлей, которая призвана была вернуть меня к жизни. И ему это удалось.

И вот сейчас Петр стоял передо мной, краснолицый, широкогрудый, с мощными ляжками и одышкой. В неизменных лыжных ботинках – собственно, без них я его видел всего несколько раз, когда он приходил навестить меня в больнице. Он обзавелся усиками и оранжевой формой инструктора. В наше с ним время уделом тренера был обычный лыжный костюм.

Петя поглядывает на Дениску, осторожно вставшего на ноги и медленно съезжающего на заднем канте вниз по склону, и спрашивает:

– Как малец? Оправился?

Я качаю головой. Я сам еще точно не знаю. Рука срослась, но рука – только полдела.

В свое время он был очень рад меня видеть здесь вместе с сыном, и даже взялся его тренировать, хотя доска – не его стихия.

– Какая разница, – сказал он тогда, – одна доска или две? – И тут же спросил: – А почему вдруг борд? Лыжи… благороднее, что ли.

– Сейчас это модно, – без запинки ответил я. – У всех есть доска. Вон, смотри, сколько их катается!

Он понял. Не стал формулировать такими изящными фразами, как сестра, но обнял меня за плечи и сказал:

– Я его поучу. Через пару лет все эти сопляки будут ломать себе кости, чтобы сделать так же красиво, как твой малец.

– Не надо ломать кости. Пусть просто ходят к нему за советом.

Когда Денис разбился, влетев в опору подъемника, именно Петр поднял его на руках наверх. Я лишь суетился вокруг и дрожащим голосом пытался объяснить диспетчеру «скорой», на какую конкретно лыжную базу им нужно ехать.

Разговариваем ни о чем. Прибежал Дениска, держа под мышкой доску:

– Здравствуйте, дядь Петя!

– Привет-привет! Ты что же, ездить разучился? Ползаешь, как будто тебя отвязать забыли.

– Я привыкаю, – потупился Денис.

– Петя, – говорю я. – Он только после травмы.