Миодраг Кайтез - Выставка

осмыслить предательскую причинно-следственную связь между двойным в течение двадцати секунд касанием ножками тонюсеньких волосков желудка мухоловки и бесшумным (а не громогласным) схлопыванием зазубренных лепестков над ней, и легкую мгновенную судорогу, охватившую ее, когда она подивилась исчезновению неба, впрочем, не сильно пожалев об этом, потому как, брат мой, насмотрелась она на него досыта, и вот опять оказалась во мраке, непостижимо быстро в сравнении с вечностью, которую она провела во тьме, пока ее оттуда не выманили обманом, и задалась вопросом – неужели я, насекомое, опираясь и на иные чувства, куда как более надежные, в отличие, скажем, от зрения, принадлежа к самому конкурентоспособному виду живых существ на земном шаре, оказалось самым тупым созданием, и задумалась добыча также над тем, будет ли сейчас, в процессе переваривания мухоловкой, на пороге неминуемой гибели, достаточной компенсация в виде неодолимо успокоительного аромата сладостных соков, которые вскоре подвергнут ее разложению, и с которыми она, возможно, в экстазе, вновь переживет метаморфоз и стадии личинки, куколки и имаго, смешается и растает, и не начнется ли все сначала.

Поедешь со мной, упрямо навалился сосед Владица, требуя уважить его резоны. Подбирает местечко повыше и поудобнее на моей шее, за которое он примется, для начала анестезировав его собственным дыханием, потом ударит по каротидному синусу^[2], заклацает вставной челюстью (и щечки у него уже как-то зарумянились и припухли). Левый его глаз заиграл, сейчас подмигнет им, однако неожиданно включился правый поворотник. Поедешь со мной, требую, ты поедешь со мной, и уже весь был за рулем, разделив свою радость со мной еще до того, как впихнул меня в микролитражку, до того, как судорожно вцепился в баранку, еще до того, как треск водительской дверцы болезненным эхом отозвался на захлопнутую пассажирскую.

Свату с крыши противоположного дома могло тогда показаться, что я без лишних вопросов уважил резоны Владицы и понял, что ему необходимо ухватиться за мою руку, когда мы – вернувшись с похорон с чудом сохранившимися головами на плечах – выбрались из микролитражки.

Есть ведь такие люди, что всю жизнь стараются за десять верст обходить злющую медведицу, а все равно натыкаются на ее берлогу, или, отправляясь на базар за картошкой, похоже, в зависимости от того, высоко ли поднялось солнце, то ползут как прибитая кошка, или же топают строевым шагом, но, независимо от данного конкретного случая, частенько платят за свой поход каким-нибудь посттравматическим синдромом, сосед Раджа, первый этаж, квартира номер два, знающий толк в каллиграфии и тату, мастер детализации, платный портретист, никогда не отказывался изложить собеседнику прямо в ухо то, что у него на уме, если до этого ветер не уносил его слова в сторону.

Года два тому назад сидел я с соседом Раджей на скамеечке без спинки, шагах в десяти от входа в наше жилище, собственно, на растянутой в ширину букве «п», бывшей некогда стандартной бетонной конструкцией, предназначенной для стабильного крепления коммунальных мусорных баков, с двумя дырами диаметром в 50 см и с расстоянием между ними также в 50 см. Конструкция давно уже не использовалась в первоначальных целях, потому что со временем мусорные баки заменили на контейнеры, расположившиеся метров на пятьдесят ниже, в сторону стихийного мини-рынка, на котором мы покупали снедь – кто куриные шеи, кто картошку, кто сельдерей – и в который наша улочка, собственно, упиралась с западной стороны. Тем не менее, конструкция выжила и держалась совсем неплохо, разве что из одного раскрошившегося уголка торчал штырь арматуры. Итак, сидели мы под старым деревом. (Давно отрешившись от жизни, дерево отбрасывало тень, руководствуясь исключительно собственным хобби). Окружавшую нас мертвую тишину время от времени нарушал попыхиванием сигареты в мундштуке и стряхиванием пепла из своего окна на первом этаже молодой сосед Боби, квартира номер три, прилива (как любил называть его сосед Раджа), недоучившийся студент-заочник, специалист по итальянской литературе, время от времени пишущий в провинциальные газеты на темы как вынести (квартплату, биржу, городской транспорт, родственную душу, братство) в большом городе. И тут вдруг откуда-то взялся и трусцой направился к нам, зажав подмышкой специальную шахматную доску для слепых, сосед Октавиан, подслеповатый старик, этаж третий, --">