Дуглас Кеннеди - Ничего, кроме нас

которая в конечном итоге и привела его в тюрьму? Ведь мы, люди — не просто суммарное проявление того, что нам приходится пережить, но еще и свидетельство того, как мы осмысляем все встреченное на жизненном пути. В безумную сложность выбора вторгается музыкальная тема случайности — и вот, приняв массу ошибочных и необдуманных решений и навредив себе, мы, бывает, переписываем сценарий, создавая тот, с которым можем жить.

— Имя и номер заключенного?

Искаженный голос доносится из небольшого динамика, впаянного в плексиглас у входа в федеральное исправительное учреждение в Отисвилле, штат Нью-Йорк. Ворота, на них колючая проволока. Бетонные стены. Заметны тени скрытых за ними жилых корпусов. Кроме этого да еще вывески, сообщающей, что это и в самом деле тюрьма, в облике этого места нет ничего особенно гнетущего. Если, конечно, вы не находитесь здесь в заключении, поскольку система уголовной юстиции постановила, что таким образом вам надлежит выплатить свой долг обществу. Я назвала имя брата. Держа наготове открытую записную книжку, прочитала и присвоенный ему здесь номер: «5007943NYS34».

— Кем приходитесь заключенному? — снова спросил голос.

— Сестрой.

Через минуту раздался характерный щелчок, и тяжелая армированная дверь открылась. Я вошла, прошла по короткому коридору без крыши, над головой только серое ноябрьское небо, справа и слева стены из шлакобетона, ведущие ко второму контрольно-пропускному пункту. Здесь мне предстояло предъявить удостоверение личности и ждать, пока из моих сумок все вытряхнут и проверят содержимое. Пришлось вытерпеть и обыск, проведенный женщиной в форме. Когда стало наконец ясно, что я не вооружена и не опасна, что две пачки «Орео», которые попросил принести брат, это действительно любимое школьниками печенье, а в банках арахисового масла не спрятаны бритвенные лезвия, меня проводили в комнату ожидания. Унылое помещение, выкрашенное характерной для государственной больницы зеленой краской, с серыми пластиковыми стульями, люминесцентными лампами, потрескавшимися потолочными плитками и истертым линолеумом. Даже несмотря на свои предыдущие посещения, я все равно нервничала, оказавшись здесь. Тюрьма есть тюрьма, даже если твоему брату в рамках процесса реабилитации здесь предлагаются на выбор уроки игры на пианино или испанского языка.

— Элис Бернс?

Меня выкликнули по имени — невысокий латиноамериканец в синей униформе служащего тюрьмы, которая явно была ему велика. Я встала. Подвергнув мои сумки повторной проверке, меня отвели в комнатушку с письменным столом и двумя стульями из нержавейки. Как же мне захотелось закурить прямо сейчас! Хоть бы сигарету-другую за пятьдесят минут, отведенные на свидание с братом, — и вся эта пытка стала бы куда более сносной.

Сев на жесткий, с прямой спинкой стул, я в ожидании заключенного номер 5007943NYS34 прикрыла глаза, чтобы немного передохнуть от всего этого казенного убожества.

— Привет, сестренка.

Я широко открыла глаза. Передо мной стоял брат, и он явно сбросил фунта три с нашей встречи на прошлой неделе. Я поднялась. Мы неловко обнялись, и я подивилась той пылкости, с которой Адам сдавил меня в объятиях, будто хотел передать какую-то духовную силу.

— Ничего себе, — пробормотала я.

— Пастор Уилли сказал, что я грандиозно обнимаюсь — он никогда ничего подобного не встречал.

— Я уверена, что уж кто-кто, а пастор Уилли разбирается во всех видах объятий.

— Ты вроде надо мной насмехаешься, сестренка?

— Вроде того. Почему ты так похудел?

— Зарядка. Правильное питание. Молитва.

— Молитва помогает сбросить вес?

— Если начнешь смотреть на калорийные продукты как на искушение дьявола…

Я подняла сумку со сладостями, которые принесла брату:

— Тогда зачем ты просил принести всю эту вредную еду?

— Немного побаловать себя раз в день — в этом нет ничего дурного.

— А съесть десять печений за раз — это, стало быть, сатанинский соблазн?

— И снова этот твой тон.

— Я ночью плохо спала. И все это для меня сплошной стресс.

— Так и должно быть, учитывая то, как плохо я себя вел. Я разрушил много жизней. И навлек позор на всех нас.

Я взмахнула рукой, как коп, регулирующий уличное движение:

— Хватит, ты уже достаточно передо мной извинялся.

— А пастор Уилли говорит, что до конца извиниться за прошлые грехи невозможно, всегда будет недостаточно. И единственный --">