Сергей Калабухин - Эпизоды жизни

Александр ещё раз внимательно осмотрел раба.

— Но я вижу, что ты и сейчас на удивление крепок телом, зорок глазом и здоров не по годам.

— Я всю жизнь закаляю своё тело, — гордо ответил Диоген. — Летом часто лежу на раскалённом песке, зимой обнимаю заиндевелые статуи.

— В таком случае, ты мог бы оказать Афинам более существенную помощь, вместо того, чтобы бессмысленно катать по улицам свой пифос.

— Я уже сказал… — побагровел Диоген.

— Да, я слышал, — перебил его Александр. — Ты не признаёшь государства и границы. Я вижу, что пёс Диоген не трус, однако, он всё же сбежал из Афин, несмотря на запрет и угрозу казни. Ты, называющий себя «гражданином мира», не пожелал отдать жизнь за свободу приютившего и кормившего тебя более полувека города!

Диоген презрительно фыркнул и отвернулся от Александра.

— Как это было, пёс? — не реагируя на хамскую реакцию собеседника, спросил царь. — Ты тайком пробрался на корабль, отправляющийся к берегам Эгины? Денег-то, чтобы заплатить капитану за проезд, у тебя, нищего попрошайки, быть не могло.

Диоген проигнорировал вопрос.

— Но тебе не повезло, пёс, — спокойно продолжил свою речь Александр. — Корабль захватили пираты, тебя продали в рабство, и теперь ты живёшь здесь, в Коринфе. И что самое обидное — роковое бегство твоё было напрасным, потому что мой отец, царь Филипп, вовсе не собирался нападать на Афины! И не напал.

Царь повернулся к толпе зрителей и негромко позвал:

— Эй, купец, как тебя…?

Критянина вытолкнули вперёд.

— Ксениад, игемон! — Униженно кланяясь, приблизился тот к царю.

— Что за работу выполняет у тебя этот раб?

— Он обучает моих сыновей, игемон. Они сейчас оба находятся в этой гимназии, поэтому Диоген и сидит здесь, ждёт, когда закончатся занятия, чтобы проводить их домой. Об этом я и хотел сказать тебе раньше…

— Чему же он их обучает? Философии киников? Отрицанию всего и вся?

— Нет, игемон. Верховой езде, метанию дротиков, истории и греческой литературе.

— Это забавно! — Александр рассмеялся. — Человек, отрицающий искусство и науки, обучает детей истории и литературе.

Царь вновь с удовлетворением отметил, что его смех поддержали многие из стоящих вокруг невольных зрителей.

— Да, — встрепенулся Диоген. — Я всегда говорил, что люди должны вернуться к идеалам первобытного общества, к его простым и естественным нравам, не искалеченным так называемой цивилизацией с её государствами, рабством, культурой и искусством. В первобытном обществе все равны и свободны в своих желаниях. Нет морали, семьи и связанных с ними конфликтов. Все женщины и дети — общие! И поэтому о них равно заботятся все мужчины, а значит все слабые члены общества сыты, одеты и защищены…

— И это говорит философ! — Александр сокрушённо покачал головой. — Ты более чем втрое старше меня, Диоген, а рассуждаешь, как неразумное дитя. Неужели ты и вправду веришь в Золотой век первобытного общества?

— Да, верю! — страстно воскликнул Диоген. — И всю жизнь учу, что надо отринуть все излишества цивилизации и жить в гармонии с природой.

— Ты — демагог, пёс Диоген, — с сожалением промолвил Александр. — Отрицая цивилизацию и ратуя за близость к природе, ты всю жизнь живёшь в городе. Почему же ты не удалился куда-нибудь в лес или горы? Почему клянчил милостыню у цивилизованных граждан, а не добывал себе пищу охотой, как это делали первобытные люди?

Сколько женщин и детей ты осчастливил своей заботой? Как ты хотя бы позаботился о собственной матери, когда твоего отца отправили в тюрьму? Ведь всё ваше имущество было взято в пользу города. Что стало с твоей матерью, Диоген, пока ты обучался философии в Афинах и не желал разыскивать сбежавшего со всеми твоими деньгами раба? Ну же, не молчи, пёс! Неужели зрелому философу-греку нечего ответить юнцу-варвару? Чего это ты дрожишь?

— Отойди, ты заслоняешь мне солнце, — прохрипел трясущийся от ярости Диоген.

Тут за рукоять меча схватился не только Неарх, но и все македонские воины личной охраны царя, но Александр резким жестом вновь остановил их. Он повернулся к Диогену, сменившему вальяжную до этого позу на напряжённую. Кулаки раба сжались, взбугрив отнюдь не старческие мышцы, грудь вздымалась от частого дыхания, насмешливая улыбка превратилась в злобный оскал.

— Где же твоя хвалёная закалка, пёс Диоген? — спокойно сказал царь потерявшему над собой контроль рабу. — --">