Виталий Лорер - Она играла только для него

достигший совершеннолетия, уже, считай, мужчина, следовал за ведущей ознакомительную экскурсию Госпожой и со своей неуклюже стесненной походкой и полным восхищения взглядом был больше похож на растерявшегося мальчика. Он шел за ней, стараясь не упустить ни единой детали. Ни из слов госпожи, ни из ее владений. Гостиная, личные залы, спальни, обеденная, кабинет, библиотека – этим комнатам Кво смог подобрать общепринятое название, остальные же напоминали просто богато обставленные помещения, назначение которых осталось загадкой. Будто размер здания был столь велик, что ни у одной семьи не хватит потребностей заполнить его своими нуждами.

Внезапно они оказались в длинном, освещенном окнами коридоре, на середине которого остановились. Эхо шагов умолкло, и Эльера повернулась к нему лицом, сжав всю необъятность помещения до своей, кажущейся не менее масштабной, личности.

– Видишь? – Она указала взглядом на дверь в конце коридора.

Он послушно кивнул.

– На ней заканчиваются твои обязанности. Часть дома, лежащая за этой дверью, запрещена для слуг. – Она задумчиво оглянулась, как бы пробегаясь по перечню у себя в голове, и после того, как убедилась, что ничего не упустила, дала молодому слуге его первое задание. – Скоро Господин Маннбаум вернется с прогулки. Приготовь домашнюю одежду и налей вино в декантер. Он любит пить после прогулок.

Тогда Кво Таллин, с недавних пор – дворецкий семьи Маннбаум, не сильно задумывался о том, куда вела эта дверь. Он на мгновение представил себе склад родовых ценностей или же мрачный секретный кабинет и тут же отпустил эту мысль, поспешив выполнять поручение.

Позже, он не мог решиться, было ли в той комнате что-то еще, но хотя бы одно являлось совершенно точным. Там всегда было пианино. И та девушка, игравшая на нем.

Сегодня заброшенное и опустевшее поместье Маннбаумов мало чем напоминает казавшийся неестественно ярким сон из прошлого. Кво стоит в том самом коридоре, на котором когда-то закончился его инструктаж, и смотрит на ту самую дверь, в комнате за которой закончилась его история. Он точно знает, что поместье превратилось в руины, но белое пианино стоит на месте нетронутым. Лишь пыль и расстроенные струны говорят о том, сколько лет оно уже провело в безмолвии.

Именно здесь он тихонько подслушивал происходящее за дверью. Комната, скрывающая в себе целый мир. Каждый раз, когда она начинала играть свою мелодию, он задерживал дыхание.

Тогда, много лет назад, музыка аккуратно разлеталась по воздуху и заполняла весь дом, но было ощущение, что все это только для него.

Кво долго ждал подходящего момента, чтобы спросить. Поняв, что подобного не предвидится, он решил сделать ставку на смелость.

– Знаете, господин Маннбаум, прошу прощения, если отрываю Вас от чтения. Я вот совсем недавно шел в библиотеку. За книжкой, о которой Вы спрашивали.

– «О природе слова»? – Брин Маннбаум даже не оторвался от книги, отвечая на этот вопрос. Внешне он создавал впечатление человека, которого стоило уважать, даже сказать лучше – бояться. Лишенное эмоций лицо, мудрый взгляд, строгие усы и строгий костюм: всем своим видом этот человек давал понять о наличии непреодолимой грани между ним и остальными людьми. Однако все подобные мысли мгновенно прогонялись самим же господином Брином, стоило ему заговорить. Даже к слугам он обращался весьма учтиво и всегда со словами «Господин» или «Уважаемый». Поэтому, когда Кво оказался «господином Таллином», он решил больше никогда не верить первому впечатлению.

– Верно. И тогда я услышал, будто кто-то играл на пианино. Знаете, очень красивую и знакомую мелодию. Словно я слышал ее в детстве. И… – заметив, что господин Маннбаум уже смотрел на него, а не в книгу, Кво осекся. – И, признаться, не только в детстве. Она здесь часто играет. С комнаты, в которую… Что я хотел сказать, что встречать и провожать всех гостей Вашего дома – моя прямая обязанность, но мелодия слышна, даже если никто не приходил. Стало быть, это не гости. Но и человек, если он там есть, в той комнате, никогда не выходит за едой, а слуги сами не могут принести ее в ту комнату, потому что она – та комната…. – Он поймал взгляд Маннбаума на своих крепко сплетенных руках и тут же расслабил их, понимая, что переживает больше запланированного. – Простите, господин, мое

--">