Сергей Владимирович Лебеденко - (не)свобода

Марина делила их условно на три типа; постепенно начинаешь их различать.

Оппозиционеры обычно – «борцы»: они всегда будут кричать из-за решетки, какой ты плохой. Что, ничего еще не решил и просто изучаешь документы? Охранитель режима! Возвращаешь дело прокурору (что почти всегда означает освобождение) – проклятый каратель! Для них ты всегда остаешься плохим – ведь ты же не оправдал их с трубами, фанфарами и вспышками фотокамер, как в кино, а значит, априори «судья продажная, козел ты». У «борца» обычно есть деньги на дорогого адвоката, потому что «борец» знает, что только дорогой адвокат будет поддерживать его психологические атаки из-за решетки «аквариума», и только дорогой адвокат в замшевом костюме, пошитом на заказ, будет вставать с места и, светя макбуком за двести тыщ, языком формальной логики объяснять, почему судья обосрался, не особо осознавая, что в глобальном смысле обосрались они все, еще когда выбрали профессию юриста.

Второй тип «аквариумных рыбок»: «ехидные». Рецидивисты, как правило, именно такие. Они знают, что на скамье подсудимых рассчитывать уже особо не на что – если дело попало в суд, то судьба их в общем-то решена, вопрос лишь в обмене пары-тройки лет лишения свободы на хорошее настроение судьи. Его можно обеспечить разными способами, самым действенным из которых было заткнуться и только подтрунивать над толстым прокурором, который с высоты своей должности и квартиры внутри Третьего транспортного кольца просит лишить «ехидного» работы и семьи еще лет на семь. При этом «ехидные» знают, как вести себя с операми и следаками так, чтобы без относительных увечий и отягчающих обстоятельств добраться до окончания производства.

Наконец, третий тип: «покорные». Когда Марина читала в школе «Процесс» Кафки, больше всего ее возмущало, как спокойно Йозеф К. погибает в конце: ведь он почти не оказывает сопротивления палачам. Это потом она поняла, много позже, будучи помощницей следователя: всегда наступает момент, когда человек ломается. Необязательно это происходит в результате «профилактических мер»: иногда сама мысль о дальнейшем сопротивлении вызывает у реципиента мучительную боль и ощущение невероятной усталости. Фактор предельно индивидуальный: кто-то и после нескольких допросов с применением «мер профилактики» не ломается, а кого-то сама мысль о визите следователя пугает, и он сам приходит с повинной в ОВД, лишь бы всё это поскорее закончилось.

А «покорный» признается в чем угодно. Потому что это проще, чем сидеть многие часы в кабинете следователя или дознавателя, выбрасывать в мусоропровод очередные порванные конверты с повестками, вести долгие разговоры на кухне с выключенным светом. Да к тому же кажется, что, если признаешь свое поражение, суд тебя пожалеет: вроде как, ты не особенно сопротивлялся и достоин снисхождения.

И в этом – главная ошибка «покорных».

Шпак был как раз из таких. Он взял особый порядок в суде, совершенно не возражал против ходатайств обвинения и стоически выслушивал, как он, дескать, полгода назад в пьяном виде пришел на несанкционированный митинг на Тверской, размахивал российским флагом, а после задержания известного деятеля незарегистрированной в ЦИК оппозиционной партии прорвался сквозь строй оцепления к автозаку и попытался выхватить политика из рук полицейских. Его, разумеется, тут же задержали, но электрик в образовавшейся свалке как-то умудрился двинуть не то берцем (в рапорте полицейских), не то сапогом (в обвинительном заключении), не то кроссовком (в неподписанном объяснении) сотруднику полиции – то ли «в область предплечья», то ли «в пах», то ли «в область живота». Двое сотрудников 2-го оперативного полка МВД в ходе инцидента пострадали, а подсудимый чувствовал себя вроде бы нормально, но уже в ОВД потерял сознание и ударился о край стола, в результате чего у него образовались шрамы и кровоподтеки в области скул.

Марина оторвалась от бумаг и посмотрела в сторону «аквариума». Шпак выслушивал прокурора внимательно, но как-то отрешенно: как если бы на месте прокурора был телевизор с не сходящей с экрана говорящей головой.

Безмятежность «покорных» нарушить ничто не может.

– Подсудимый, встаньте. Вину свою признаёте?

– Да, ваша честь… В полном объеме, – потом поймал взгляд адвоката и добавил: – Но… – но его прервал еще один «кряк».