Ольга Ицкова - Нагой человек без поклажи

стоя за барной стойкой, пока немногочисленные посетители – их я представлял себе неизменно как суровых полярников с рублеными, грозными лицами – будут потягивать пиво за столиками. Легко можно догадаться, что все обернулось совсем не так, как я себе представлял. Пожалуй, единственной разумной вещью, которую я взял с собой в поездку, было термобелье. Да и взял я его только потому что моя мать, которой я позвонил за два дня для отлета, чтобы рассказать о предстоящем приключении, прожужжала мне все уши и не успокоилась, пока я не подтвердил ей, что термобелье в чемодан положил.

Знаете, в детстве мы все противимся тому, что нам говорит мама? Да и вырастая, мы порой скептически относимся к материнским наставлениям. Я никогда не был так благодарен матери, что она настояла на термобелье, как в первую свою неделю в Баренцбурге. Собственно, отчасти за эти же самые утепленные панталоны я и был признан шахтерами пижоном. Но тут, нужно признать, просто сошлись все звезды: мою привычку смотреть прямо в глаза собеседнику люди часто воспринимали как надменность; перстень на безымянном пальце правой руки, заменивший мне обручальное кольцо, ближе к народу мой образ тоже не делали. Да еще и мое драповое пальто. Ну и стрижка, конечно, всегда эта стрижка. Неизменный предмет шуток на протяжении многих лет. А сейчас мои стриженные «под горшок» волосы вызывали просто шквал насмешек, начиная с вопросов, не поповский ли я сын и заканчивая удивленными «Что за бобра ты себе на голову посадил?» Должно быть, на фоне суровых шахтеров, в большинстве своем выходцев из восточной Украины, с Донбасса, я и впрямь выглядел холеным напыщенным пижоном.

Мне повезло угодить в Баренцбург зимой, в самую настоящую полярную ночь. Резко перенестись из центра Питера в место, где из освещения остались только электрические источники света, оказалось сложно. Так я на собственной шкуре узнал, что такое астрономические сумерки.

Остров был окутан сумраком, когда чартерный рейс со мной и еще несколькими будущими полярниками приземлился в аэропорту в Лонгйире. Этот маленький норвежский городок, расположенный недалеко от Баренцбурга на том же архипелаге, по сути, являлся единственным окном на материк, за исключением разве что кораблей и шхун, заходящих в залив у Баренцбурга и отечественных вертолетов МИ-8, которые навещают шахтерский поселок совсем уж нечасто.

Сумеречная туманная серь, жидкая и полупрозрачная, заливала суровый северный ландшафт. Из-за этого яркое здание аэропорта, отдекорированное панелями цвета фуксии, казалось детской наклейкой, шутки ради налепленной на иллюстрацию в советской книге про Крайний Север. Перед нами раскинулась аскетичная природа архипелага Шпицберген, изрезанного покрытыми жухлой травой и скудными кустиками холмами. До сих пор помню первое свое впечатление от открывшегося моим глазам бескрайнего северного простора. Такое благоговейное восхищение, такая глупая, почти отчаянная восторженность. Теперь, глядя на холмы и пустошь перед аэропортом в Лонгйире, я понимаю, как был наивен – тогда я не видел еще настоящего Севера, не видел ни единого фьорда, не бывал на леднике, не смотрел на то, как у берега плещутся белухи и как неуклюже выбираются из воды моржи.

Тогда, только выйдя из теплого здания аэропорта, я всего этого не видел, не знал и даже не ожидал. Моим глазам открылась залитая сумерками северная тундра. Наверное, именно тогда я и влюбился в Арктику. Без оглядки.

___

Я все ждал и ждал, а сумерки никак не собирались заканчиваться, и это длилось не час и не два, и даже не день, и даже не два. Различать время суток мне, не привыкшему к таким условиям, было сложно, и я смутно помню первые несколько недель на архипелаге. Сейчас, восстанавливая в голове все события, я припоминаю, что постоянно был в подавленном расположении духа, спать мне было тяжело, а бодрствовать – и подавно. Романтика первого впечатления быстро развеялась, я постоянно мерз и не хотел никуда выходить. Впрочем, оставаться в общажной комнате со своими соседями мне тоже не слишком нравилось, поэтому волей-неволей я выбрал из двух зол наименьшее и заставлял себя совершать регулярные прогулки, хотя бы небольшие перебежки от одного здания к другому.

По прилете на Шпицберген нас сразу пересадили на вертолет, отвезли в Баренцбург и расселили по общежитиям. Новоприбывшим объявили

--">