Автор Разрешённый - Пробуждение

– Свет, ты меня не разыгрываешь?

– Моё имя – Аи Ной, – мужчину передёрнуло, но он промолчал. – Мне 32 года, я писатель, пишу рассказы, занимаюсь переводами. У меня нет мужа или… парня. Я снимаю квартиру в центре, живу с подругой и кошкой по кличке Гелла. Ненавижу фруктовый чай и чёрный цвет. Я не сплю в пижаме! И, ради Бога, сделай мне кофе, если тебе не трудно.

– Ага, сейчас, – Дима покосился на неё, встал и достал другой бокал. – Тебе бы фильмы снимать, ну, или к психиатру…

Пока он делал кофе, Аи Ной рассеянно гладила серую кошку Симку и пыталась переварить полученную только что информацию: её зовут Света, ей уже двадцать лет, и она студентка университета, недавно поступила, видимо, никак в себя не придёт от счастья. И она живёт с этим мужчиной. Это было бредом. Аи Ной хотела вежливо попрощаться и уйти, но её лицо… Лицо было не её. Что-то было не так.

– На, так странно, что ты просишь кофе, – Дима протянул ей бокал.

– Спасибо, – Аи Ной благодарно улыбнулась, ощутив наконец-то знакомый запах, и зажмурилась.

Пробуждение было таким внезапным, как будто её наотмашь ударили по лицу. Аи Ной резко села и оглянулась. В комнате было темно, только сквозь неплотно задёрнутые шторы сочился холодный лунно-фонарный свет. Рядом, развалившись на всю подушку, лежала Гелла, она лениво потянулась, зевнула и свернулась клубочком. Аи Ной чувствовала стук в ушах и дышала так, как будто ей не хватало воздуха. На кухне негромко тикали часы. На другом краю кровати проснулась Елена, перевернулась и приподнялась на локте:

– Тебе кошмар приснился что ли?

– Угу, бред какой-то, пойду умоюсь что ли, – Аи Ной привычным движением собрала свои длинные каштановые волосы, как всегда, спутанные после сна.

– Тогда, может, я кофе сделаю или чай? – Елена, ничуть не удивлённая очередным внезапным пробуждением подруги, как обычно, отправилась на кухню ставить чайник. После того, как Аи Ной попала в автомобильную аварию и разбила свою старенькую «копейку» кошмары преследовали её постоянно. И если бы только кошмары… Женщина встала слишком резко, голова пошла кругом, перед глазами сверкнула молния, и она погрузилась в чёрную пустоту.

– Света! – в лицо плеснули чем-то ледяным. Незнакомый мужчина склонился над её телом, обнял за плечи, попытался поцеловать. Аи Ной оттолкнула его и сжала ладонями виски.

– Я ничего не понимаю, – захлебнулась криком Аи Ной и безудержно зарыдала. Дима опустился рядом на пол, обнимал её и что-то говорил, но она знала только, что потерялась, что перестала быть собой, что должна немедленно найти выход и вернуться домой, к себе, к Елене, к своему телу и к своей жизни.

Срывающимся голосом и заикаясь, она пробормотала:

– А где… машина?

– Во дворе стоит, как обычно, а что? Куда ты босиком, в пижаме?..

Но Аи Ной не слушала его, она рванулась к двери, перед глазами мелькали, как сумасшедшие, ступеньки, скорее наружу.

На улице стояла весна, жаркая, буйная. Вчера они сидели на подоконнике с Еленой и смотрели на пушистые хлопья снега, кружащиеся в фонарном свете, радовались, что завтра за окном будет зимняя сказка, и слушали Штрауса. Сегодня на фоне яркой, свежей зелени, закипали цветы и в гудящем прозрачном воздухе медово плавились тошнотворно-сладкие ароматы. Аи Ной тоскливо замерла.

– Свет, пойдём домой, всё нормально. Вот она стоит, давай успокаивайся, – снова чужие руки обхватили её талию и потянули назад в подъезд, но Аи Ной всё стояла и смотрела прямо перед собой почти невидящим взглядом. – Что ты уставилась на этот шиповник? Вчера рисовала его полдня и не насмотрелась?

Света с трудом отвела взгляд от разросшихся кустов шиповника, усыпанных пышными, полностью распустившимися розовыми цветами, медленно развернулась и, глядя в до боли знакомые голубые глаза, спросила:

– Рисовала?

Запах роз пропитывал воздух, нежный и тонкий, он едва касался кожи и ласкал ноздри. Несколько полупрозрачных, хрупких лепестков покоилось на белом капоте разбитой «копейки» со спущенными колёсами, забытой в глубине уютного старого дворика.

– Ты у меня великий художник, нужно будет повесить где-нибудь, – сказал мужчина, обнимая её сзади и зарываясь лицом в её волосы. Света поправила картину на мольберте и заметила на